- Да, мне-то что, Головня, забирайся на спальник и трахай эту дуру во все дыры аж до самого вечера. Нам ведь нужно будет сначала добраться до Хилок-реки, там у моста есть хороший съезд к воде. Вот там-то мы и кончим эту сучару, а то она уже стала клинья кое к кому подбивать. Но сначала отдерем хорошенько, доставим девахе удовольствие напоследок.
На этом их короткая беседа закончилась. Митроха сбросил газ и затормозил. Головне даже не пришлось вылезать из кабины, так как та, кого они приняли за Зинку-молдованку, сама подошла к машине и, глядя на парня измученными, покрасневшими глазами, влезла внутрь. Стоило ей только подняться в кабину, как Митроха, одарив безропотную и покорную куклу Эрато ненавидящим взглядом, громко рявкнул на неё злым голосом:
- А ну-ка, быстро заголяйся, шалашовка, и лезь на спальник, доставь Голавлику удовольствие.
Муза попыталась пробудить в этом негодяе хоть что-то человеческое и потому заставила свою куклу попросить его жалобным голосом:
- Степочка, я есть хочу, дай мне хоть хлеба корочку.
Но не тут-то было. В этом мерзавце не было ничего человеческого и он грубо заорал:
- Полезай на спальник, сучара! Отсосешь у Головни, вот и будет тебе и завтрик, и обед, и даже ужин, лярва!
Кукла вздрогнула всем телом и, тихо плача, стала быстро раздеваться. Как только она легла на узкий диванчик, Головня, злорадно улыбаясь, перебрался назад и, быстро снимая с себя одежду, грозно рыкнул:
- Перевернись жопой кверху, шалава! Нечего на меня свои мокрые зенки пялить.
Как только кукла перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, Митроха, убрав с руля одну руку, протянулся к ней и вцепился своими жесткими, корявыми пальцами в упругую ягодицу, до крови царапая кожу куклы своими обкусанными ногтями. Та жалобно вскрикнула и заплакала еще громче, а этот бессердечный и грубый садист радостно загоготал и сказал глумливым голосом:
- Эт, точно, жопа у этой стриженной дуры действительно классная, не то что голова.
Вот именно с этого самого момента и начался какой-то дикий кошмар. Под громкие звуки музыки Головня жестоко насиловал беспомощную девушку, да, еще всячески издевался над ней. Было видно, что это доставляло ему огромное, хотя и очень уж сомнительное, удовольствие, как и то, что силы его не убывали. Правда, в последнем была, в основном, заслуга музы Эрато, которая добавила ему мужской силы, а отнюдь не тех двух таблеток виагры, которые он тайком проглотил перед тем, как открыть дверцу автомобиля.
Чувствуя себя настоящим половым гигантом, он заставлял то безропотное и безмолвное существо выполнять самые мерзкие его прихоти, чем так распалил Митроху, что часа через три тот не выдержал и, усадив Головню за руль, сам полез на спальник. Эрато и его превратила в неутомимого зверя, но никак не настоящего мужчину и изысканного, нежного любовника. Тут уж была бессильна даже магия. Зато она была вполне довольна тем, что черная душа этого негодяя проявила себя в полной мере. Уже теперь у неё было достаточно оснований для того, чтобы предать его телесную оболочку лютой и мучительной смерти, а затем низвергнуть его мерзостную душу в ад.
Однако самое страшное началось тогда, когда машины съехали с дороги к речке Хилок. Митроха, выбравшись из "Мерседеса", велел Головне и еще двум своим водилам проехать вдоль берега реки километра полтора, а Игорю Маслову предложил остаться на шоссе. Объяснил он все это тем, что ему нужно провести беседу со своими шоферюгами. До этого Митроха точно так же отсек его в тот момент, когда они потрошили морские контейнеры с китайским барахлом.
Игорь не стал по этому поводу ни возражать, ни вообще удивляться чему-либо, хотя и подозревал, что дело здесь, явно, нечистое. Он, правда, не видел того, как в "Мерседес" Митрохи подсела плечевая, а потому решил, что эти жулики решили поживиться еще чем-нибудь. В любом случае к своему контейнеру он их и близко подпускать не собирался, а того типа, которого Митроха определил ему в напарники, он даже к магнитоле не подпускал, не говоря уже о том, чтобы доверить этому уроду руль. Поэтому, посмотрев вслед удаляющимся машинам, он устроился в кресле поудобнее и вскоре задремал.
Видя это, Эрато не стала насылать на него сон и быстро перенеслась вперед, в кабину головного автомобиля. Отъехать далеко от шоссе Митрохе не удалось и они встали на берегу речки всего в каких-то семистах метрах от шоссе. Семеро весело гомонящих мужчин выбрались из машин и вытащили на берег, покрытый галечником, обнаженную девушку. Громко матерясь и осыпая куклу Эрато грязными, похабными прозвищами, они, для начала, заставили её выкупаться в бурной, холодной речке.