Парадиз Ланд 2-1

       Будучи и без того худощавым по своей природе, он за эти несколько дней похудел еще больше и его глаза, с покрасневшими от бессонницы веками, горели яростным огнем. Вячик был счастлив и горд собой. То, чего он до этого дня так боялся, свершилось и теперь перед ним лежала стопка разноцветных листков бумаги, исписанных то шариковой ручкой, а то и просто карандашом, содержащий в себе венок сонетов.

       Работа была окончена и поэт бережно и ласково поглаживал рукой автограф своего очередного детища, цикла из пятнадцати стихотворений, каждое из которых состояло из четырнадцати строк. При этом первое и последнее стихотворения, как бы замыкали цикл в кольцо, чем и превращали его в венок сонетов, а последняя строка каждого сонета была первой следующего. В смысле поэтическом, форма чертовски сложная и редко применяемая современными авторами.

       Вячику оставалось сделать только одно, сесть за пишущую машинку и придать венку сонетов его окончательный вид, превратить его в четкие, чеканные черные строки на белом листе бумаги. Вложив в пишущую машинку три листа бумаги и два листа копирки, Вячик пробежал пальцами по клавишам, радуясь быстрому и веселому, дробному стрекоту своего "Роботрона", оставившего на бумаге четкую строчку:

    ВЕНОК СОНЕТОВ

       Малость поубавив свой пыл, чтобы случайно не сделать "очепятку", он принялся печатать не спеша:

    1.

       Казалось бы, в Отечестве больном
       не лекари ликуют, а лакеи.
       И души православные, говея,
       мечтают, право слово, об одном.
       Какому бы вальяжному вельможе
       успеть быстрее всех облобызать
       лоснящуюся рожу либо зад,
       что так на привилегию похоже!
       Природное растратить вдохновенье
       и выразить свое благоговенье
       немыслимо в условиях толпы.
       Того гляди, развяжутся пупы!
       Отчаялись придворные поэты:
       пустая блажь - создать венок сонетов.

       Первый сонет вылетел из-под пальцев поэта огромным, черным, вещим вороном и, словно бы сел на письменный стол, глядя на суетный мир людей строго и пронзительно своими горящими глазами. Как грозный и мудрый судия тайных пороков и мелких страстей, беспомощного вздора и пустого славословия, он громко закаркал, произнося свой суровый приговор времени перемен, прожитому людьми так глупо и бездарно. Сердце Вячика, отчего-то бешено заколотилось, но он сдержался и размеренными, отточенными движениями принялся печатать второй сонет, думая о том, в каком облике он представится его мысленному взору:

    2.

       Пустая блажь - создать венок сонетов...
       Достанет ли ума и мастерства,
       чтоб уровнять обычные слова
       и Боговдохновенные куплеты?
       Увы, увы... Бездарная пора
       блаженную Россию осеняет,
       и не гордятся матери сынами,
       а дочери дуреют до утра.
       И умывают руки проходимцы,
       сумевшие неплохо породниться,
       привить свое понятие основ.
       Жующая, опухшая от снов,
       плюющая на Вечные Заветы,
       эпоха похотливо канет в Лету.

       Вторая птица была еще более зловещей. Она походила уже на огромного орла со стальным клювом и острыми когтями, готовая впиться в тело своей жертвы и начать терзать её безжалостно и остервенело, заходясь яростным клёкотом. Ах, как жаль, что это были всего лишь его мечты о справедливости, а не настоящие крылатые мстители. Поэт не мог смотреть на этот мир без слез и страдания, но, вместе с тем, ничего не мог и поделать, так как он был всего лишь поэтом, а отнюдь не пророком. Впрочем, в том Отечестве, в котором он жил и страдал, к пророкам относились еще жестче.

       Дальше работа пошла несколько веселее, так как тон сонетов и их настроение стремительно менялись, ведь они были посвящены тому, что всегда так ранило, мучило и одновременно исцеляло его душу, великому таинству Любви. Он даже мысленно произносил это слово с большой буквы, хотя далеко не каждый раз так было в жизни. Ведь что ни говори, не смотря на то, что в его жизни было уже множество романов, в Любви ему не очень то везло. Зато стихи о Любви он писал от всей души и с огромной страстью. Вот и сейчас он даже замирал от волнения, когда печатал:

    (3.4.) 5.