Парадиз Ланд 2-1

       Но впитывая таинства любви,
       которыми колдуешь ты, нагая, -
       навечно я себя в тебя влагаю
       и присягаю клятвой на крови!
       Впиваясь в тело раскаленным телом,
       пронизывая ласкою насквозь
       от губ до мягко колющих волос -
       о, Господи, как ты любить умела!!
       Не смея отшатнуться ненароком,
       напитывая плоть любовным соком,
       а поцелуем осушаю рот...
       ...Ты помнишь все. Опять - который год! -
       ты ждешь любви. И как бы между прочим,
       надеешься - хотя бы между строчек...

       Эти сонеты выпорхнули из-под его пальцев уже не птицами, а какими-то коралловыми рыбками дивной, причудливой расцветки и поплыли по его комнате-аквариуму, пронизанной солнечными лучами, кружась в медленном танце. Вячик, в окружении этих рыбок-бабочек, почувствовал себя Посейдоном с длинной бородой небесно голубого цвета, сидящем не на скрипучем стуле, а на троне, изготовленном из огромной раковины, украшенном огромными жемчужинами. Размахивая своим огромным трезубцем, он дирижировал оркестром и тот играл для его рыбок громкую и торжественную мелодию.

       Вволю налюбовавшись столь дивной и красочной картиной, он встряхнул головой и вложил в пишущую машинку очередные листы, удивляясь тому, с чего это его сегодня так расперло на грезы. Что ни говори, но в нем как-то умудрялись совмещаться такие вещи, как романтика и поэтическая, страстная натура с одной стороны и практицизм с другой. Ведь даже перепечатывая сонеты, он делал сразу три закладки для того, чтобы у него под рукой всегда имелась резервная копия.

       Переходя к шестому сонету, Вячик сурово нахмурил брови, ведь он поднимал в нем очень серьезные для самого себя темы и был к себе предельно критичен. От этого сонета он даже не ждал никакого визуального образа, потому что боялся заглянуть в ту бездну своего собственного раскаяния, которая, порой, открывалась перед ним. Так что этот сонет был для него неким мерилом самоистязания. Может быть он был слишком строг к себе, но, тем не менее, предпочитал казнить себя сам и не допускать к этому больше никого.

    6.

       Надеешься - хотя бы между строчек,
       но кто-нибудь сумеет распознать,
       какой судьбы была достойна мать,
       каким он был философом - твой отче.
       Когда ты им всемерно докучал,
       тебя, почти пропащего, прощали.
       Года проминовали и в печали
       в конце концов отдали свой подчал.
       Ты не нажил достойного горба -
       и вывели тебя за грань добра,
       и от благопристойных отделили.
       От отчего порога отдалили -
       ты выдюжил! И все же, черт возьми,
       воспомнятся восторги визави!

    7.

       Воспомнятся восторги визави,
       делящего содружескую чарку!
       Такую нить прядет портниха-Парка,
       пороки продлевая до зари!
       И женщины, не падкие на лесть,
       всесовершенны и всемилостивы -
       по сущности, они тебя растили,
       как хлеб насущный, даденный им днесь.
       Все было... Улетучилось: как небыль.
       Попотчуешься на ночь черствым хлебом
       да теребишь почтовые листы...
       О чем душой смиренно молишь ты?
       Пусть чем-нибудь, хоть сказкою восточной
       восполнятся египетские ночи!

    8.

       Восполнятся египетские ночи
       российской дымкой бледно-голубой,
       А звезды возникают над тобой,
       как будто это праведников очи.
       И так они глядят спокон веков
       и видят, как апостол Первозванный
       убогих утешает: "Вместе с вами
       я к заповедям Господа влеком..."
       И всем, кто не в грехе и не во зле
       творил свой путь тернистый по земле -
       положена небесная награда.
       А здесь и в утешение, и в радость
       даны тебе и утренний багрец,
       и Женщина - творения венец.

    9.