Парадиз–сити

— Сицилийская, — ответил толстощекий, потянувшись к пицце, которая дымилась справа от него, щеголяя поджаристой корочкой. — Вытащил ее как раз перед вашим приходом.

— Положите кусочек и налейте рутбира[34], да льда побольше насыпьте, — попросил Ло Манто.

Он вытащил из кармана пятидолларовую бумажку и бросил на прилавок. Человечек ловко отрезал солидный кусок пиццы и положил на белую бумажную тарелку. Сунув под отверстие автомата для льда пластиковый стакан, насыпал в него ледяных кубиков до самого верха, а затем долил рутбиром из металлического контейнера с газировкой. В следующую секунду стакан поехал по прилавку, оставляя за собой пенистый след.

— Сдачи не надо, — произнес Ло Манто.

Он сидел лицом к окну, задумчиво глядя на уличную суету, жуя пиццу и отхлебывая газировку в день, когда должен был умереть. За свою полицейскую карьеру ему пришлось побывать во многих переделках и в Нью-Йорке, и в Неаполе, но никогда еще ему не противостояли столь мощные силы — и по выучке, и по степени вооруженности, — как те, с которыми он вот-вот должен был столкнуться в паре кварталов к югу от этой забегаловки. Согласно имеющейся у него конфиденциальной информации о генеральном плане убийства, первый удар должен был последовать, когда он направится в дом, где живет Ассунта Конте. Как организовать утечку информации, чтобы она дошла до четырех киллеров, придумал сам Ло Манто. В качестве информатора выступил человек, на которого вполне можно было положиться. Он кое-чем был обязан Гаспальди, в том числе задолжал ему кучу денег, вернуть которые не смог бы ни при каких обстоятельствах. Ло Манто считал, что у него больше шансов выжить, сражаясь в открытую, на улице, в разгар дня. Так лучше, чем если бы бандиты атаковали по очереди, нападая из мест, находящихся вне его контроля. Это увеличивало возможность того, что один из наемных убийц добьется своего.

Ло Манто скрывал свои планы от Дженнифер и Фелипе в их же интересах. Ему совсем не хотелось, чтобы кто-то из них пострадал, а потому приходилось всеми силами ограждать их от опасности. Это была его война, и в такие сражения Ло Манто вступал всегда один, самостоятельно, не отягощенный обязанностью прикрывать других. Борьба в таких условиях получалась более бескомпромиссной, а потому и шансы на победу возрастали. За короткое время, проведенное с Дженнифер, он проникся уважением к этой женщине, ставшей его партнером поневоле. Ему нравились ее врожденная полицейская хватка и бесстрашие — даже под прицелом убийцы. Она была первоклассным детективом. Такие редко встречались среди людей, с которыми ему приходилось работать бок о бок. Был в этой игре и еще один дополнительный фактор, который побуждал Ло Манто проявить максимальную заботу о том, чтобы Дженнифер Фабини не подвергалась опасности. Фактор, с которым ему никогда ранее не приходилось иметь дело за все годы полицейской службы.

Дело было в том, что он полюбил ее.

Ему не хватало смелости заговорить об этом вслух. Что она подумает? И какова будет ее реакция? За время, проведенное в рядах полиции, он ни разу не завязывал романтических отношений ни с одной из представительниц каких-либо полицейских служб, отлично зная, что все любовные услады безнадежно меркнут перед негативными последствиями, которые может иметь подобная связь. К тому же Дженнифер достаточно откровенно дала ему понять, что думает по данному поводу, и ее позиция вполне соответствовала его собственным представлениям. Так о чем же в таком случае вообще говорить? И тем не менее, гоняя языком две круглые льдинки, оставшиеся от выпитого рутбира, Ло Манто со всей отчетливостью сознавал, что влюбился в эту женщину так, как не влюблялся ни в одну другую. Медленно покачав головой, он забарабанил пальцами по красному пластику стола и улыбнулся. Суровая полицейская дама со сногсшибательной фигурой и глазами — омутами покорила его сердце. Только ради этого стоило приехать в Нью-Йорк и сразиться с целой бандой киллеров каморры.

На пути к смерти Джанкарло Ло Манто нашел любовь.

* * *

Ло Манто шел мимо дома с вывеской «Салон красоты Фрэн», опустив голову и прислушиваясь к малейшему шороху. Куртка из тонкой кожи была ему великовата, но так было удобнее прятать два пистолета 38-го калибра за поясом и еще один — 9-миллиметровый — в заднем кармане обтягивающих джинсов. Он шел с выражением спокойной целеустремленности, время от времени поглядывая на редких прохожих и проезжающие мимо машины. Ему важно было представить, как раздастся первый выстрел, как взвизгнет первая пуля. Настроиться на другое означало бы для него приблизить собственный конец.