Парадокс Андропова. «Был порядок!»

Влияние радикальных идей из-за рубежа было установлено следствием и по делу Д. В. Каракозова, совершившего первое покушение на Александра II 4 апреля 1866 г., и его московских единомышленников («ишутинцев»), и на сподвижников С. Г. Нечаева.

Другое дело, что рожденные в то время в нашей стране идеи С. Г. Нечаева, Н. Н. Морозова и других народовольцев, а затем и политическая практика «Боевой организации» партии социалистов-революционеров в 1902–1907 гг. стали исходной идеологической основой «левого», точнее – «левацкого» терроризма, получившего наиболее широкое распространение в середине прошлого века.

Следует также отметить, что феномен политического терроризма привлек внимание отечественных правоохранительных органов еще во время своего зарождения в середине XIX века.

И если первым российским криминологическим исследованием феномена политического терроризма можно считать работу Н. Н. Голицына «Хроника социалистического движения в России. 1878–1887. Официальный отчет», подготовленную в 1888 г., то следующим подобным шагом стала книга генерала Отдельного корпуса жандармов А. И. Спиридовича «Партия социалистов-революционеров и ее предшественники», выдержавшая два издания в 1916 и 1918 гг.

Следует также подчеркнуть, что для названных и других отечественных исследований феномена терроризма было характерно понимание его социальной обусловленности, в связи с чем «рецепты» лечения этой «дурной болезни общества» отнюдь не ограничивались лишь только репрессивными мерами.

Мы специально обращаем внимание на данные обстоятельства, поскольку, по нашему мнению, деструктивно-разрушительный, социально-криминальный феномен «левого» терроризма отнюдь еще не исчерпал своего разрушительного потенциала и не стал бесповоротно достоянием истории.

Не следует только ошибочно отождествлять российских социал-демократов (большевиков) с адептами и апологетами «революционного терроризма»[197].

По нашему глубокому убеждению, обращению к террору и терроризму во всем многообразии его деятельностно-криминальных проявлений предшествуют глубокие духовно-нравственные и психологические трансформации личности, что необходимо учитывать для организации эффективной системы противодействия и криминологической профилактики терроризма.

И хотя мне могут и не поверить некоторые читатели, мои коллеги-чекисты и сегодняшние сотрудники ФСБ России немало делали и делают для того, чтобы приемами профилактического воздействия не допустить становления отдельных наших сограждан на этот безусловно преступный путь деятельности. Предупреждая не только бессмысленное кровопролитие, но и спасая жизни и судьбы тех, кто мог решиться на поистине самоубийственные безрассудные и бессмысленные преступные деяния.

Новая вспышка политически мотивированного насилия, нередко принимавшая формы терроризма, произошла в России после Октябрьской революции 1917 г., а затем в 30-е годы[198]. На борьбу с террористическими проявлениями были направлены советские органы государственной безопасности.

После окончания Великой Отечественной войны для борьбы с терроризмом в структуре нового Министерства государственной безопасности (МГБ) СССР в 1946 г. был образован специальный отдел «Т» («борьба с террором»).

Все подразделения МГБ, получавшие соответствующую информацию о наличии террористических замыслов или намерений, должны были передавать ее в этот отдел, который определял дальнейший ход расследования – принимался за него самостоятельно или давал по нему указания подразделениям, первыми получившим исходные сведения.

Немалое количество дел и сигналов, а также террористических акций в конце 40-х – начале 50-х гг. приходилось на западные районы Украины и Белоруссии, а также республики Прибалтики, где сохранились и продолжали действовать националистические подполья и связанные с ними «повстанческие» группы «сопротивления» («лесных братьев»).

Нередко «акции» «групп сопротивления» принимали характер боестолкновений с милицией и гарнизонами РККА, в ходе которых гибли мирные жители, включая детей, женщин и стариков. Поскольку некоторые из указанных «повстанческих групп» имели связи со спецслужбами иностранных государств – в первую очередь Великобритании, работа на этом направлении контрразведывательной деятельности направлялась отделом 2-Н Второго Главного управления МГБ СССР.

После образования в марте 1954 г. Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР этот отдел стал 2-м отделом 4-го управления.

Позже, при реорганизации структуры КГБ СССР в феврале 1960 г., штат и функции этого отдела, как и иных подразделений управления, были переданы во 2-е Главное управление.

Задача борьбы с возможными террористическими проявлениями была поставлена перед всеми подразделениями органов КГБ, но единого учетно-координационного органа по организации противодействия терроризму в центральном аппарате Комитета не стало.