Парадокс о европейце

– Ну что ж делать, коли у нас теперь Великая французская революция… – Гетман улыбнулся. – Эта их Директория, играть в робеспьеров изволят… – Тут Гетман поморщился. – Но интеллигенты и этот дьячок Петлюра… Впрочем, и сам Талейран, кажется, был из духовных… церковник.

– Епископ, – уточнил Иозеф. Гетман ему все больше нравился. И продолжил: – Сам по себе, возможно, Семен не опасен. – И поправился: – Симон Петлюра. Но в союзе с большевиками…

Светлое, со светской улыбкой лицо Гетмана вдруг переменилось.

– Так вы с ним знакомы…

– Встречались в Москве…

– Что ж, вы сказали самое главное, – озабоченно добавил Гетман. – Значит, вы тоже предвидите такую опасность… Вы позволите время от времени обеспокоить вас? Обратиться в случае чего за советом. Кстати, вы же из Москвы приехали, как устроились в этом нашем бедламе?

Иозеф поблагодарил и заверил, что устроились они прекрасно, дом в Белой Церкви был для него заранее приготовлен.

– Не смею больше задерживать, – кивнул Гетман и, кажется, готов было протянуть руку, но лишь легко приложил прямую правую ладонь к носу…

– Ты ему понравился, поздравляю, – сказал Лео, когда они спускались по лестнице. В его интонации не было никакой ревности, скорее удовлетворение: его рекомендация не показалась начальству чрезмерной.

– Что ж, мы – поляки!

– Oczywiscie! – вспомнил Лео любимое отцовское словечко (42). И впервые за весь день улыбнулся.

Это была первая и последняя встреча Иозефа со Скоропадским. И последняя – с братом Леопольдом. Уже в декабре Гетман, соблюдая уже не царскую, а гетманскую присягу народу Украины, официально отрекся от престола и тайно покинул Киев, что было весьма умно с его стороны. Говорили, Рождество он будет встречать уже в Берлине. А Леопольд – исчез. Была, конечно, надежда, что он сопровождал Гетмана, но один свидетель из петлюровских соглядатаев тайно шепнул, что на вокзале Леопольда не было.

Дальнейшие события запомнились Иозефу смутно. Прежде всего, он признался себе, что политика из него не получилось, попытка оказалась неудачной. Да и поставленные цели были недостижимы: никакого европейского пути у Украины нет, это тоже следовало признать. Большевики вот-вот будут в Киеве, и прохвост Петлюра наверняка сговорится с ними (43). И Украина разделит участь остальной России – в который раз за свою историю. Это было горько сознавать, но именно так, по всей видимости, обстояли дела.

Для спасения семьи было два пути: или попытаться отправить Нину с сыном в Польшу, или устроить их в военный эшелон, идущий в Германию. Был и третий вариант, но очень уж неверный: отправить их в Одессу, там, говорят, не сегодня завтра будут союзники и можно надеяться выбраться французским кораблем хоть в Константинополь. А там уж и в Марсель… Но неожиданно Нина проявила не просто строптивость: она с неприступным видом и совершенно определенно сообщила, что никуда, кроме как в Россию, не поедет. Иозеф пытался ее уразумить, куда там: ты же сам говорил, что не желаешь себе участи эмигранта. Говорил, верно. И сам он покидать Украину не собирался.

Он уступил. Решились на такой вариант: он отправит их в Харьков. Этот выбор строился вот на каком расчете: в советской уже части Украины был, должно быть, порядок – в сравнении с кавардаком в Киеве. И в Харькове, кажется, сейчас правил Раковский, болгарин, его однокурсник и приятель по Женеве, тоже врач. Христо, правда, в отличие от бакунинца Иозефа, был социал-демократом и держался группы Плеханова, но семье его он, конечно, поможет… И вскоре без каких-либо осложнений, будто вокруг шла мирная прежняя жизнь, в купе пассажирского вагона Нина прибыла в Харьков. И сняла на окраине полдома у русской, чем-то ей напомнившей ее мать, мещанки-вдовы – ее муж, офицер, погиб на фронте еще в пятнадцатом.

Ни о каком Раковском ни хозяйка, ни соседи никогда не слышали.

Как, впрочем, и о советской власти (44).

К Иозефу пришли ранним утром. Но не с арестом, чему он не удивился бы. Это были несколько депутатов еще той, первой прекраснодушной рады, некоторых он знал в лицо. А с одним, бывшим преподавателем латыни по фамилии Зевота, был знаком – кажется, он-то и привел этих ходоков. Горячо заговорили, что Петлюра вот-вот захватит Киев и что за ним, незнамо откуда, чуть не сто тысяч штыков. И что из Киева надо уходить, в чем Иозеф был с ними согласен.

Но куда?