Община оказалась устроена не совсем идеально, не по теории, не по чеканной кабинетной формуле образцовой коммуны. Земля была, конечно, в общем пользовании, но произведенный продукт и скот были общими лишь отчасти. Мелкая живность оставалась по частным дворам. Общественными были лошади, к ним приставлены были два выборных конюха. И овчарни – овец пасли выборные же пастухи. Выборы утверждал совет, который собирался по звону толстого железного бруса, висевшего в воротах конюшни. Ни о каких совместных трапезах под чтение цитат из замечательных сочинений их земляка, выходца из еврейского местечка в Херсонской черте оседлости, Льва Троцкого, что практиковалось в соседней общине, как и о коллективном воспитании детей здесь, конечно же, никто никогда не помышлял.
– Кооператив – это хорошо, нам подходит. А так – мы, ежели что, всей общиной и в партию вступить можем, наша вера позволяет, – объяснял Фридрих Маркс. Говорил он с издевкой или это показалось Иозефу. – Будет хорошая ячейка. Вот только уж, пожалуйста, по праздникам кто-то из наших непременно на православных службах бывать будет, мы молиться хорошо умеем. Пасху так и так справляем, по всем календарям… (19).
Все это Маркс говорил на всякий случай: он еще не разобрался, какой веры потребует от него комиссар: партийной или православной.
Свободного дома в поселке не оказалось. Зато контора двух этажей – с четырьмя белыми колоннами и многими слепыми окнами, бывший барский дом – крашенная буро-бордовой краской, была просторна. Председатель коммуны Маркс использовал только одну комнату в первом этаже – для приема заявлений. А все остальные предложил Иозефу – на выбор. Иозеф выбрал ту, что так же, как и канцелярия, смотрела на улицу, вообразил, что с таким видом ему будет легче вникать в подробности поселковой жизни. Другая, задняя комната, смотрела в степь. На уже побуревшие на солнце – под стать самому зданию – старые обветренные курганы.
Первый посетитель не заставил себя ждать. Это оказался не немец вовсе, а еврей в новом картузе, в белой с голубыми горошинами на миткалевой рубахе и при галстуке. Лет ему можно было дать от тридцати до пятидесяти, эта неопределенность возраста у многих здешних людей была следствием перенесенного голода.
– Можно садиться? – начал он и сел на табурет.
– Я вас слушаю.
– Несчастья начались, как я схоронил два года назад жену от холеры. Тогда пришел продотряд, сказал про продразверстку и трудгужповинность, солдаты съели корову, выпили весь колодец и забрали с собой единственную оставшуюся в живых дочь Цилю для красноармейских нужд… Ну, вот я и пошел в коммуну. Больше идти было некуда.
Он замолчал.
– Как вас зовут? – спросил Иозеф.
– Моисей.
– Чем могу быть полезен?
Еврей молчал.
– Могу я вам помочь? – повторил Иозеф.
– А чем мне поможешь, – отозвался, наконец, тот. – Мне уже ничем не поможешь. И никому уже совсем ничем не поможешь. Я так зашел, познакомиться… Нет, вы не думайте, я на власть не жалуюсь, – быстро добавил он уже в дверях. – Вон теперь и тюрьмы, говорят, отменили.
– Разве? – искренне удивился Иозеф.
– Теперь исправительные домзаки. Во как! – показал посетитель тощий гнутый палец.
И ушел.
Второй посетитель, однако, оказался деловым человеком.
– Миллер, – представился он, – инженер Миллер.
По-русски он говорил хорошо. Но, когда переходил на детали технические, предпочитал немецкие термины. Миллер сообщил, что в хозяйстве имеется деревянный насос, который стоял над мелким колодцем в барском, давно срубленном под топливо саду. Насос в былое время качал воду для полива яблонь. А энергия к нему поступала от ветряка. И поскольку теперь даже на огороды поливной воды не хватает, дождей мало, то на ручье, что течет по весне за домами, необходимо соорудить оросительную плотину. При строительстве не обойтись без шпунта. Конечно, община имеет немного бревен, которые видел, наверное, господин американец. Но их нечем пилить. А сделать шпунт можно бы из дубовых крестов, которые остались от прежнего режима и стоят в количестве несколько штук на кладбище. Но совет противится, и голос Иозефа очень мог бы быть в этом деле полезен…
Иозеф обещал подумать. На самом же деле он решил поговорить с Марксом, и случай представился: Маркс пригласил Иозефа к завтраку. Постелили белую скатерть во дворе за конторой, прямо на почти сгоревшей уже траве. Из канцелярии принесли горячего травяного чая. Хозяин достал из сумки кусок отверделой телятины, хлеб и раннюю зелень с огорода. Говорили о том, что в волости нарушают договоренность, не шлют керосина, но только чернила и постное масло. Дошло дело и до плотины.
– Знаю, Миллер был у вас, – сказал Маркс. Сказал так, что стало ясно – Миллера он недолюбливает. И теперь хотел выяснить, чью сторону в вопросе о сооружении плотины занимает Иозеф. – Ведь ни мельниц, ни плотин, ни каналов Миллер никогда не строил. Он инженер по автомобильным двигателям. Но под его фантастичный проект он требует снять с работ рабочих. И это сейчас!.. Как вы думаете?
– Дело он предлагает заманчивое, только ведь я тоже не мелиоратор. Но вода нужна.