Король вполне легитимен, династия основана в середине позапрошлого века, к тому ж ведет начало от какого-то регионального князька. Выбирать его, разумеется, не приходится. Но есть выборный парламент, есть правительство. Единодушное обожание монарха в народе полнейшее и трогательное. Впрочем, у нас ведь до недавнего времени тоже любили верховных властителей. Пока один не взялся вопреки традиции партийных верхов таскать за собой повсюду свою бабу и вдобавок бороться с алкоголизмом, чем вызвал новую эпидемию самого безудержного пьянства и разрушил советскую империю. Впрочем, это он самый отменил цензуру и открыл страну…
Коррупция по сравнению с нашим отечеством здесь умеренная, причем чаще всего взятки полиция берет с бизнесменов-иностранцев, которых здесь тьма, своих редко трогают. И круглый год лето! Два месяца дождей, август-сентябрь, не в счет, это сущий пустяк рядом с нашим-то климатом с двумя солнечными днями в два года. Правда, от дождей в таком-то климате начисто сгнивают корни цитрусовых деревьев – потому здесь нет ни лимонов, ни апельсинов, один лайм. Так и у нас цитрусовые не растут. Зато здесь три раза в год с плантаций снимают урожаи ананасов.
Ты пугаешь меня узурпацией власти в Кремле. Но, как я помню с юности из соответствующего стиха:
Коррупция? Неправый суд? Вот еще ты пишешь какие глупости. Так куда ж в России без взяток и воровства? Как писал Витте о благополучнейшем царствовании Александра Третьего: кто пожиже – тот берет, кто посильнее – грабит. И когда это у нас процветало право? При Плевако с Кони, что ли? Конечно, если завтра наш народец отселить на Луну, а Россию заселить, скажем, голландцами, то злоупотреблений будет куда меньше. Но мы любим родную природу! Мы – увлекающиеся. У нас если марксизм, так сразу ГУЛАГ, если феминизм, так сразу все начальники среднего звена – бабы. Мы середины не знаем, как известно. К тому ж мы всегда боремся, без борьбы мы зачахнем. Подметать нам, как известно, скучно, дело немецкое. Не знаю, не знаю, но все одно – чем дольше я живу на своем острове, тем больше издалека любуюсь своей бедной родиной. Заменить-то все равно нечем!
Но вся эта моя элоквенция меня самого не до конца убеждала. Что-то меня беспокоило. Скажем, я не мог бы ответить себе на вопрос: будь я в Москве в те дни – пошел бы или не пошел. И отвечал себе, что будь я двумя десятками лет моложе – непременно пошел бы. Так что расписанные мною в письмах к товарищу обывательские мнения были во многом рассчитаны, чтоб его поддразнить и раззадорить. Конечно же я понимал, что массовое давление на власть снизу – вещь совершенно необходимая, оно ставит барьер равнодушию Кремля и убогому правотворчеству его цепной Думы, но… Положа руку на сердце я должен был бы сознаться себе: я отошел в сторону. Я возомнил себя буддистом, который сидит на высокой горе и равнодушно наблюдает за происходящим в долине. А раз так, мне нужно было убедить себя, что там, внизу, непосвященные людишки не могут же руководствоваться высокими мотивами. И что движут ими, скорее, инстинкты. Я смутно помнил одну книжку, в которой описывался студент, принимавший участие в антивоенных манифестациях 1914-го года в Москве. И рефлексии героя по этому поводу.