«Это же мой дорожный, из «Сеюша»,» – скользя глазами по пятнам сорванных наклеек, не сразу сообразил Доре.
– Откуда?…
Симон самодовольно усмехнулся и фыркнул.
– Ещё дома, у консьержки оставался чемодан…
– О нем забудь. Там немцы в первую очередь побывали.
– В чемодане были эскизы и фотографии…
– Фотографии твои?
Доре кивнул.
– Фигово, – протянул Симон, – хотя, на месте немцев, я бы на них не очень рассчитывал.
– Почему? – опять вздернул брови Доре.
– Потому, что с твоей нынешней физиономией ты похож на них, как старый сапог на модные ботинки.
Не понимая смысла сказанного, Доре ещё выше поднял брови и озадаченно уставился на Симона.
– Ты что, себя в зеркало ещё не видел?… Погоди, – Симон встал и принес небольшое настольное зеркало в фигурной рамке, – смотри!
Из овального окошка на Доре изумленно воззрился незнакомый обросший тип с ввалившимися щеками. Трехнедельная щетина уже начала оформляться в торчащие над верхней губой усы и светло-каштановую лопатообразную бородку, делающие его лицо непривычно широким, круглым и плоским.
– Н-да… мать родная не узнает!
Доре опустил зеркало, потом не выдержал и опять заглянул в него: «Черт знает что! С такой мордой стыдно на люди показаться…» – взгляд скользнул мимо зеркала и опять наткнулся на чемодан.
– А его как получил?
– Да так. Дело оказалось проще простого, – даже подпрыгивая от нетерпения, как можно безразличней произнес Симон.
– Сомневаюсь.
– Ну и зря, – почувствовал скрытое одобрение, Симон приосанился и начал, – сначала я пошептался в том кабаке с гардеробщиком. Он такое представление не скоро забудет. Кстати, ты знаешь, что ты немцу челюсть сломал?
– Теперь знаю. И сочувствую.
– Это ты зря! – фыркнул Симон, – фриц-то в ресторане отвальную устроил, а теперь, с твоей помощью, ещё пару месяцев по Парижу погуляет…
– На сломанной челюсти больше месяца не натянешь… – со знанием дела поправил его Доре, – и пить придется через трубочку.
– Зато ему за тебя ещё, может быть, какую-нибудь награду вручат. Как получившему боевое ранение…
– Тогда жаль, – вздохнул Жан, – что второй раз не врезал.
– Жаль, – абсолютно серьезно согласился Симон, – научишь удару?
Вместо ответа мужчина насмешливо поднял брови.
– Ладно, проехали, – смутившись, немного сбавил тон Симон, – так вот, гардеробщик утверждает, что раньше он тебя никогда не видел. О чем он и рассказал и мне, и немцам. Им этого хватило, – Симон замолк и попытался выдержать провоцирующую паузу, однако, видя, что мужчина тоже молчит, вздохнул и продолжил, – ну а мне – нет. Я сразу понял, что дед что-то скрывает. Не пришел же ты туда неизвестно откуда, только для того, чтобы набить немцу морду, так?
Жан молча усмехнулся. Симон запнулся, зачем-то приподнялся со стула, плюхнулся обратно и зачастил:
– Потом я пошептался с официантками. Они все в один голос клянутся, что знать тебя не знают. Тогда пошел по городу знакомых искать, ну и… – Симон кивнул в сторону чемодана, – Жаклин просила передать, что никто ещё так красиво не бил по морде за шлепок по её заднице, только на фиг было вообще бить? – злорадно закончил повествование Симон.
Жан поморщился, потом усмехнулся.
– Настоящий сыщик, ничего не скажешь.
– Да ладно, – Симон скромно потупился, но долго так не усидел, вскинул на Доре недоумевающие глаза, – слушай, я одного только не понял. Зачем ты вообще во всё это влез? Жаклин, конечно, девчонка… – замолчав, Симон попытался подыскать достойный эпитет, – ну, в общем, – кисти рук сами округло описали недостающее слово, после чего рассерженный хозяин проворно спрятал и под себя, – но только уж она-то наверняка бы с ним сама управилась…
– Не в ней дело, – чувствуя, что опять накатила знакомая тоска, скривился Доре, – дурак я был. И психанул по дурости.
– Это – похоже, – согласился Симон, – а всё же?
– Эх ты, горе-сыщик, – издеваясь больше над собой, чем над Симоном, протянул Жан, – Нат Пинкертон доморощенный, до главного-то ты и не докопался. Пока я болтался на съёмках, этого мерзавца вселили в мою квартиру.
– Эх, – Симон даже крякнул от огорчения, – черт! Как же я не догадался! – не замечая, что делает, он вскочил, – я же знал, что тебя с квартиры поперли!.. Мог бы сам сложить… – и опять сел, – ты хоть Гаспару не говори, он с меня за такой промах семь шкур спустит. А Этьена…
– Съест? – абсолютно серьезно поинтересовался Жан.
– Засмеет!
«Точно, влюблен!» – между делом отметил Доре.
– А надо бы… ладно, не скажу, если… – мужчина намеренно сделал многозначительную паузу.
– Если, что? – сразу проглотил наживку Симон.
– Если ты поможешь мне побриться, – безмятежно закончил Жан.
– Ах, ты!.. – взвился Симон, – ты!..ты…
– Ладно, мир, – выпуская на волю широкую обаятельную улыбку, протянул руку Доре, – ты, действительно, отлично всё провернул.
– Правда? – тоже невольно протягивая руку, недоверчиво переспросил Симон.
– Правда.
– Не скажешь? – уже успокаиваясь, в последний раз трепыхнулся Симон.
– Нет, – коротко пообещал Жан.
Симон благодарно пожал протянутую руку.
– Так поможешь мне побриться? – напомнил Доре.