Парадокс Севера

Только там нет белых кроликов с часами, ожидающих тебя на чай. В глубине его взгляда таится безумие в чистом виде. Любое, даже самое яростное сопротивление которому бесполезно.

Опасная игра, знаю. Но не могу удержаться от соблазна.

И мы снова накидываемся друг на друга как изголодавшиеся.

— Выставь меня за дверь, — просит он. — Иначе я не уйду.

А сам в это время целует так мягко и сладко, что колени подгибаются. Все-таки Леся не ошиблась насчет его губ. Генетика — вещь потрясающая.

Я тянусь к нему, оставляя еще хотя бы один, мимолетный поцелуй. Последнее объятие. Последнее «пока».

— Давай, иди. — И прижимаюсь щекой к его рубашке, закрыв глаза.

Пахнет счастьем.

Он медленно гладит пальцами мой затылок, спрашивая:

— А я должен?

И я блаженно улыбаюсь.

Ладно, так уж и быть. Оставайся еще на пять минут.

Пять минут превращаются в десять. Десять в час.

Ночь разбивается последними всполохами утра.

Где-то на задворках потонувшего в сахарном сиропе разума еще бьется мысль, что такие поцелуи обязаны сопровождаться медицинским предупреждением, потому что кажется, сердце просто не выдержит чувств, наполняющих его.

Потому что мне уже не кажется.

Потому что я действительно счастлива.

Все-таки эти прощания, та еще подстава…

Весь следующий день я занималась уборкой, то и дело подушечками пальцев ненароком касаясь губ, которые до сих пор саднили. Но саднили так сладко и приятно, что стоило снова подумать о произошедшем, внутри все ёкало.

А еще в моем новом телефоне появился новый контакт. Наслаждаясь каждым нажатием на буквенные иконки, я напечатала лаконичное «Север», но потом стерла и заменила на настоящее имя, словно провела черту, оставляя все прошлое в старом году.

«Виктор».

Бабушку выписали спустя два дня. Деньги, оставленные Северовым, не понадобились. Вместе с теть Катиным зятем, дальнобойщиком Игорем, удачно вернувшимся под новый год в деревню, мы забрали бабулю из больницы и привезли домой.

До ее возвращения я успела продумать целую сюжетную линию про Карточную Долину и про нас с Виктором. Хотя лучшим вариантом было не говорить ничего. Или потерпеть полгода, потому что я и сама не знала, что между нами происходит, а давать бабушке еще один повод для переживаний явно не стоило. Вот только все мои попытки скрыть произошедшее разбились о ее внезапный вопрос.

— А это чье?

Я обернулась, едва не разбив тарелку о край раковины.

Пуловер Севера, который он снял и о котором успешно позабыл, висел на спинке стула словно транспарант.

— Моего… друга, — растерялась я. — Он привез меня тридцать первого.

— Ммм, — многозначительно ответила бабуля. Еще раз прошлась по комнате, словно надеясь найти припрятанного в шкафу парня, и не обнаружив ничего подозрительного, села за стол. — Твой друг Павел?

— Нет, бабуль. Это не он.

О Пашке я писала бабушке много. Ведь с самого начала учебы в академии мы подружились. Так что не удивительно, что он был первым, о ком она подумала.

— Я овсянку сварила. На воде. Как положено, — попыталась сменить я тему. — Давай завтракать.

Бабуля тяжело вздохнула.

— Может лучше бутербродик? — спросила будто бы случайно. — С колбаской. С солененьким огурчиком.

— Овсянка. И это не обсуждается, — поставив перед ней чашку с кашей, ответила я. — Всё, как ваш доктор прописал.

— Ох, и злюка ты, Дианка. Кого я вырастила? — театрально покачала головой бабушка, принявшись размазывать ложкой кашу по тарелке. — Варенья что-ли дай.

Улыбнувшись, я пододвинула пальцем вазочку. Наложила каши теперь уже себе, и села напротив. Мы принялись есть.

— Теть Катя шепнула по секрету, что ещё ни разу не видела в нашей деревне такой машины, — решила зайти издалека бабуля. — Говорит жутко дорогая и какая-то неизвестная, иностранная.

Я откусила кусок тоста, щедро намазанного вареньем, чтобы закрыть рот и пробурчала про себя: «Теть Катя, теть Катя, чтоб тебя… Ничего здесь от вас не скроешь». А вслух произнесла:

— Налью-ка я чаю. — И встав из-за стола, принялась смешивать в кружке мяту с лимоном и сахаром, улыбаясь от знакомого запаха.

— Вы учитесь вместе? — Несмотря на то, что волосы моей бабули были полностью седы, в глазах по-прежнему горел огонек любопытства и бодрости.

— Да, в смысле, нет.

— Так да или нет? — переспросила она.

— Не совсем вместе, — ответила я. — Он старше.

— На сколько?

— Ну… — Я поболтала ложкой в чайном бокале. — На пять лет.

— Господи Боже! Еще этого не хватало!

— Ну ба. — Я уселась обратно и практически улеглась на стол, чтобы коснуться ее руки. — Не переживай за меня. Вот правда.

Бабушка нахмурилась.

— Дианка, пять лет — это много, — покачав головой, мягко произнесла она. — Когда тебе тридцать, разница не так уж заметна. Но когда тебе восемнадцать… Что ты с ним делать собираешься?

— А что мне с ним делать? — совершенно наивно спросила я, уткнувшись подбородком в стол.

— Ну я же говорю, это нездоровые отношения, — возмутилась она. — Зачем такому взрослому парню, да еще и богатому, совсем еще девчонка? Им от таких наивных дурочек только одно и нужно. А я не хочу, чтоб ты потом рыдала.

— А я и не буду.

— Да ты что?

— Потому что он не такой, бабуль.