Еще минуту назад он по-братски гладил меня по голове, успокаивая. Сейчас же его пальцы опустились на мой затылок.
Я обвила руками его талию, подняв глаза. Медленно облизнула губы, не без удовольствия заметив, как от этого жеста нервно дернулся его кадык.
Я хотела, чтобы меня любили. Я хотела оказаться на первом месте. Я хотела видеть, как мужчина сходит с ума.
В его же глазах буквально горел огонь. Но он никогда бы не позволил ему вырваться наружу. И я поцеловала его сама. Умирая от внутренней боли, желая разделить ее с тем, кто всегда готов эту боль вынести.
Все, что требовалось — сделать шаг. Позволение прикасаться так, как он никогда ко мне не прикасался. И вот, теряя рассудок и самообладание, он целовал меня настолько яростно, будто не касался ни одной девушки все эти годы. Как будто никак не мог насытиться.
Это было неправильно. Но так невообразимо горячо, что я не могла остановиться.
Вмиг я оказалась прижатой к столу. Его рука грубо обрисовала бедро, скользнув ниже, сжимая в кулаке ткань платья. По коже побежали мурашки, и он подался вперед, прихватывая мою нижнюю губу во влажном поцелуе. Таком, что с горячим дыханием, с шипящей тоской, и жёсткими руками, сжимающими бедра.
Я коснулась кожаного ремня, оттягивая. Антон сгреб мою юбку в кулак и подтянул к себе, обреченно выдохнув в губы:
— Адель. Что ты творишь?
— Скажи, ты меня хочешь?
— Безумно.
А большего мне знать было и не надо. Я не любила сравнивать мужчин. Но впервые чувствовала себя настолько красивой, любимой, желанной… единственной. Вопреки всякой рациональности, обстоятельствам и предначертанному выбору. Зная, что не выбрала б его вчера, не выбирала сейчас и не выбрала бы завтра, но в эту минуту это не имело значения.
Я потянулась к его губам снова, но Антон вдруг отстранился.
— Постой, Адель. Нет.
Меня словно окатило ушатом ледяной воды.
Слова ударили как пощечина, возвращая назад, в темный бальный зал.
«Ты не нужна. Никому. Никому».
И он тоже? Снова?
— Да что с вами всеми такое? — не сдержавшись, выкрикнула я. — Почему? Что опять не так?
Но вместо того, чтобы оправдываться, он коснулся своей шершавой ладонью моей щеки и тихо ответил:
— Потому что я люблю тебя. И хочу тебя всю. Полностью. И навсегда.
Тишину разорвал мой шумных вдох, а потом звон пощечины.
— Не смей говорить так! Ты не имеешь права!
Антон не пошатнулся ни на миллиметр. Щека, на которую пришелся удар, покраснела, но взгляд его оставался тем же — уверенным.
— Потому что я люблю тебя, — повторил он.
Вторая пощечина хлестко опустилась на то же место.
— Никогда, — зашипела я. — Ни единого раза за полтора года он не говорил мне этих слов. А ты считаешь, что можешь разбрасываться ими вот так просто? Как будто они ничего не значат?
Но ответ я услышать не успела.
— Какая прекрасная картина, — донесся знакомый глубокий голос, обдавая спину словно кипятком.
Мы с Антоном одновременно обернулись. Взгляд Виктора скользнул по моим губам, на которых бесстыдно размазалась помада:
— Я могу объяснить.
Север поднял руку, жестом приказывая замолчать.
— Уйди, — строго приказал он. — С тобой я разберусь позже.
— Но…
«Иди», — взглядом подсказал Антон, снова спрятав глаза за очками, и я оставила их один на один.
Теперь слезы было не сдержать ничем.
Глава 41. Худший друг (Страж)
Он толкнул меня к стене, но удар не был сильным. Север сдерживался. Слишком хорошо я знал его, чтобы это не понять.
«Выплеснуть боль. Но не причинить вред».
— Как давно? — спросил он.
— Что именно?
— Как давно ты влюблен в нее?
— Послушай… Какая разница?
— Скажи уже наконец, черт тебя дери! — заорал он.
— Год, — с горечью проговорил я. — Плюс минус.
— Великолепно, — выдохнул Север, принявшись расхаживать по комнате. Мне хотелось сказать, что если б можно было, изнутри, как-то выдавить, вырвать, вытравить, я бы сделал. Взамен же сам начал нападать:
— Ты думаешь, я хотел? — выкрикнул я, ощущая в груди столько, что всех эмоций не вместить. — Считаешь мечтал когда-нибудь о подобном?
Север схватил меня за воротник, встряхивая. На секунду показалось, он готов меня убить.
— Сними очки, — прошипел он, не разжимая пальцев.
Я медленно убрал их с лица и засунул в карман. Глядя Северу прямо в глаза.
Туда, где от прежней ненависти не осталось и следа. Она как костер, в который плеснули ведро воды. Только дым и пепел над обугленными обломками.
— Как я могу, а? — почти шепотом произнес он, пробегая взглядом по моим шрамам. — Как я могу разбивать твоё лицо после случившегося?
Я опустил взгляд.
— Ты имеешь полное право меня ненавидеть.
— Знаешь что, Тон, засунь в жопу свою ненависть, — оттолкнул он меня. — Я видеть тебя не могу!
— Я уйду, если скажешь. Просто хочу, чтоб ты знал. Я люблю ее. И поверь, ненавижу себя больше, чем кто бы то ни было.
Север резко развернулся, проводя ладонью по лицу, а потом со всей дури рубанул кулаком в стену.
Я хотел быть той стеной.