Парадокс Вазалиса

— Я волнуюсь о ней, — проронил старик, словно загипнотизированный зрелищем быстро проносящихся мимо фасадов зданий. — На вас, Вермеер, мне наплевать. Вы — лишь мелкий жулик, что бы о себе ни думали. Можете и дальше ловить рыбку в мутной воде — мне до этого нет ровным счетом никакого дела. Но за то, что случилось с Валентиной, я чувствую себя ответственным. Я вовлек ее в игру, которая вышла из-под моего контроля. Я не знал, что все зайдет так далеко.

— И что же дальше?

— Мне нужны ваши сведения, чтобы помочь ей, — продолжал Штерн. — Я не думал, что у нас состоится разговор подобного рода, когда посылал к вам Нору, но ситуация изменилась. Теперь у нас появился общий интерес. Выложим же карты на стол.

Уговаривать Вермеера не пришлось.

— Хорошо, едем к вам. Я расскажу все, что знаю о Вазалисе.

Штерн наклонился вперед и кончиками пальцев постучал по плечу водителя.

— Домой, Франк, будьте добры.

Водитель повернул в направлении периферийного бульвара. Нажав на акселератор, он за несколько секунд достиг максимально разрешенной скорости. Пейзаж за тонированными окнами «мерседеса» побежал быстрее.

В голове окончательно прояснилось. Действие наркотика полностью рассеялось, что было весьма кстати. Чтобы разобраться с критической ситуацией, необходимы все силы, все возможности и способности. Претензии к Штерну и его убийственной помощнице на время лучше отложить.

Естественно, это лишь тактический ход. Сейчас главное — вытащить из дерьма Валентину. Хьюго Вермеер был не из тех, кто быстро забывает нанесенные ему обиды. Вопрос воспитания, вероятно.

31

Рэймон Агостини, похоже, не собирался отступать. Застыв в дверях кабинета, в котором прошла почти вся карьера его старого друга, он не сводил глаз с непрошеных гостей.

Те молчали, и он повторил вопрос, правда, уже менее агрессивным тоном.

— Что вы здесь делаете, молодые люди?

Поднявшись со стула, Валентина сделала шаг в направлении Давида и встала рядом, словно желая образовать с ним единое целое.

Однако Давид не извлек из ее маневра никакой пользы. Словно парализованный, он затаил дыхание и даже не шелохнулся, решив, видимо, дождаться развития ситуации.

— Как вы вошли? — настаивал профессор греческой литературы.

Небольшого роста, с уже заметными залысинами, Рэймон Агостини носил темную эспаньолку, в середину которой затесались несколько седых волосков. С десяток лишних килограммов, сосредоточенных в области живота, ясно указывали на то, что он давно отказался от попыток поддерживать себя в форме.

Прислонившись к наличнику, профессор скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что не сойдет с места, пока не получит удовлетворительного ответа.

— Дверь была открыта, — проронил Давид нетвердым голосом.

— Вы мне симпатичны, Скотто, но не стоит этим злоупотреблять. Я был здесь вчера, когда декан запирал ее. Он унес с собой ключи Альбера, те самые, что находились в кармане плаща покойного, и, принимая во внимание ваши отношения, сомневаюсь, что он мог их вам доверить. Из этого я делаю вывод, что вы взломали дверь. Вы осознаете всю серьезность своего поступка?

Давид не ответил. На лбу, у самых корней волос, проступили бисеринки пота.

— Неудачное вы выбрали время для этих ваших игр во взломщиков, — продолжал Агостини. — После новой трагедии, потрясшей университет, власти сейчас на нервах…

Давид и Валентина недоуменно переглянулись.

— Этим утром скончался еще один член университетского сообщества, — пояснил профессор.

— Кто именно? — спросил Давид.

— Жозеф Фарг. Упал с лестницы, прямо у своего Центра исследований, и сломал шею. Нелепая случайность…

— Фарг? — недоверчиво воскликнул Давид. — Да он же практически жил здесь!

Агостини пожал плечами.

— Что вы хотите, таков закон серийности… Единожды настигнув вас, фатальность уже не ослабит хватку. Как бы то ни было, я все еще ожидаю объяснения вашего здесь присутствия и надеюсь, что оно окажется убедительным. Что, черт возьми, вас привело сюда?

— Вы были правы, дверь мы взломали, — признала Валентина, — но на то имелась причина… Нам нужно было кое-что проверить. Это может иметь отношение к смерти Альбера Када. У нас не было выбора.

Агостини посмотрел на нее с любопытством, но от вопроса относительно ее личности воздержался.

— Как вы понимаете, я не могу удовлетвориться подобным ответом. Прошу вас, выражайтесь яснее. Что вы хотели здесь обнаружить?

— Это долгая и запутанная история… — проговорила молодая женщина.

— Я посвятил сорок лет своей жизни изучению «Илиады», мадемуазель. Обожаю долгие и запутанные истории. Готов выслушать и вашу. А потом решу, следует ли мне, и если да, то в какой мере донести вашу ахинею до декана.

Валентина взглянула на Давида, но тот вместо ответа лишь пожал плечами. Валентина подняла глаза к небу и недовольно насупилась. Пантомима длилась несколько секунд, но ни один из них так и не решился взять слово.

Кончилось все тем, что Агостини потерял терпение.

— Что ж… Пока вы определяетесь, пойду немного приберусь в своем кабинете. Там вы меня и найдете. И, прежде чем уйти, приведите здесь все в порядок, пожалуйста.