Парадокс времени

— Я был в додзё,[2] тренировался с голограммой. — За решетчатым забралом шлема угадывались контуры сурового, обветренного лица. — Твой отец позвонил мне и велел немедленно возвращаться. Что происходит?

— Мама, — бросил на ходу Артемис. — Она серьезно заболела. Пойду посмотрю, не могу ли я чем ей помочь.

Дворецки с трудом поспевал за ним, громыхая нагрудной пластиной.

— Будь осторожен, Артемис. Магия — не наука. Ею невозможно управлять. Ты же не хочешь ненароком ухудшить состояние миссис Фаул.

Артемис поднялся на верхнюю площадку парадной лестницы, где располагались спальни, и опасливо протянул руку к бронзовой дверной ручке, словно та находилась под напряжением.

— Боюсь, ухудшить ее состояние невозможно.

Дверь закрылась за Артемисом. Оставшись в одиночестве, телохранитель снял шлем и освободился от нагрудника хон-нури. Традиционные широкие штаны-хакама он не носил, предпочитая надевать под доспехи обычный тренировочный костюм. Несмотря на пятна пота, темными кляксами расползавшиеся по груди и спине, Дворецки проигнорировал желание немедленно отправиться в душ. Он занял пост у двери, с трудом заставляя себя не прислушиваться к тому, что происходит за ней.

Дворецки был единственным человеком, посвященным в волшебные приключения молодого Фаула. Он находился рядом с молодым хозяином во всех его предприятиях, много раз они вместе противостояли людям, и не только в самых разных уголках земного шара. Лишь путешествие сквозь века на остров Гибрас Артемис совершил без него и вернулся оттуда совершенно другим. Для начала, находясь во временном туннеле, юный Фаул и капитан Элфи Малой, сами того не подозревая, обменялись левыми глазами. Кроме того, за время путешествия с Земли на остров демонов и обратно Артемис, уже по своей воле, ухитрился стянуть у представителей волшебного народца, чьи атомы на тот момент перемещались с его собственными, толику магии.

По возвращении домой он первым делом с помощью неодолимых чар предложил родителям не думать о том, где их старший сын провел последние три года. Следует признать, сработано было довольно топорно, поскольку весть об исчезновении Артемиса разнеслась по всему миру и разговоры на данную тему возникали на каждом приеме, где присутствовали Фаулы.

Тем не менее юному гению ничего не оставалось, кроме как обходиться подручной магией — до тех пор, пока не удастся разжиться оборудованием для стирания памяти, применяемым сотрудниками ЛеППРКОНа. Или разработать свое собственное. А еще он посоветовал родителям на все вопросы о нем отвечать, что это семейное дело и что они просят уважать неприкосновенность частной жизни.

«Артемис — человек-волшебник, — подумал Дворецки. — Единственный на свете».

Телохранитель сразу догадался, что попытается предпринять хозяин. Без сомнения, молодой Фаул вознамерился прибегнуть к магии. Опасная игра: магия не являлась естественной частью его организма. Сам того не желая, юный человек рисковал заменить один набор симптомов другим.

Он крадучись пробрался в спальню. Близнецы врывались сюда в любое время дня и ночи и под притворное негодование родителей до умопомрачения барахтались на огромной кровати под балдахином. Сам Артемис никогда такого не устраивал. В его собственном детстве царили порядок и дисциплина.

«Всегда стучи в дверь, прежде чем войти, — наставлял отец. — Тем самым ты проявляешь уважение».

С тех пор папа сильно изменился. Семь лет назад, чудом разминувшись со смертью, он осознал, что в этой жизни действительно важно, и теперь был всегда готов покувыркаться среди одеял и подушек с любимыми чадами.

«А мне уже поздно, — вздохнул про себя Артемис. — Я слишком взрослый для детской возни».

С мамой все обстояло иначе. Она никогда не позволяла себе быть неприветливой с сыном, разве только в то время, когда пропал Фаул-старший и ее постигло помрачение рассудка на фоне депрессии. Магия и возвращение любимого мужа избавили Ангелину Фаул от душевного недуга, и она снова сделалась самой собой. По крайней мере, до последнего времени.

Артемис медленно пересекал комнату. В страхе перед тем, что ему предстояло увидеть, он автоматически перешагивал через вытканные на ковре виноградные лозы.

«Наступил на виноград — до девяти считай подряд».

Детская привычка, старинное поверье, когда-то в шутку поведанное папой. Тем не менее Артемис о нем никогда не забывал и всегда честно отсчитывал положенное число, стоило ему хотя бы кончиком пальца задеть за ветку, вплетенную в общий орнамент.

Окутанная солнечным светом кровать стояла у дальней стены. Слабый ветерок, залетавший в открытое окно, теребил шелковый полог, натягивая его, словно парус пиратского судна.

Материнская рука свесилась вниз. Бледная и тонкая.

Артемиса пронзил ужас. Еще вчера мама чувствовала себя вполне сносно. Слегка хлюпала носом, но в остальном вела себя как обычно. Всегда ласковая и веселая.

— Мама! — выпалил он, увидев ее лицо. Крик вырвался сам собой, будто от удара под дых.

Невероятно: всего за сутки Ангелина Фаул стала похожа на скелет. Скулы заострились, глаза глубоко запали в темные глазницы.