Парадоксия: дневник хищницы

Он роняет шланг на пол и встает рядом со мной на колени. Целует мне ноги. Что-то бормочет на французском, немецком, голландском — литания к моей красоте. Медленно омывает меня водой. На губах — ангельская улыбка. Я — совершенно измотанная, вообще никакая. Парализованная слабостью. Он берет меня на руки и относит в постель. Говорит, что мне надо поспать, отдохнуть, набраться сил. Спорить нет сил. Он опять достает фотоаппарат.

21

«ЧАРЛЗ МЭНСОН НАВСЕГДА В МОЕМ СЕРДЦЕ…» — написано на стене в коридоре черными двухфутовыми буквами. У меня до сих пор все болит после бешеной гонки на «Харлее» по ухабинам и колдоебинам изрытых улиц Хакни. Разумеется, байк вел Смиффи, а я просто сзади сидела. Смиффи — звучит, как имя для плюшевого медвежонка, но этот outlaw-байкер на медвежонка совсем не похож, разве что на большого медведя гризли. Он усмехается: «Миленько, правда…», — и ведет меня дальше, на третий этаж этой вонючей ночлежки.

Повсюду валяется мусор: у плинтусов, на ступенях, у дверей на площадках — свисает даже с перил и с пустых патронов, где лампочек нет и в помине. Полусгнившие тряпки, которые когда-то, как я понимаю, были одеждой, преют по углам. Горы объедков: куриные кости, пластиковые тарелочки из-под рыбы и чипсов, коробочки из-под дешевого карри на вынос. Запах — одуряющий концентрат гниющей заживо плоти и экскрементов, — вызывает почти неудержимую тошноту.

— Дом, милый дом, — бормочет этот немытый гений. Человек он суровый, немногословный. Мне все-таки удается не блевануть, я только сплевываю желчью — и все.

Смиффи мне порекомендовали как надежного «мытаря». Если тебя кто-то кинул на бабки, или кто-то тебя достает, или тебе просто охота над кем-нибудь приколоться, кто тебе неприятен, тогда следует обращаться к нему. Подобного рода услуги мне в данный момент не требовались, но при его габаритах — 6 футов 2 дюйма ростом и весом в 263 фунта, — он мог бы составить достойное украшение моей конюшни одноразовых жеребцов.

Мы вышли из бара, оба — в ломину пьяные, сели на его байк и поехали к нему загород. Мне всего-то и нужно было, что поебаться. Быстрый, дешевый и грязный фак. Ну и, разумеется, закрепить знакомство. Кто знает, может, когда-нибудь в будущем у меня и возникнет необходимость в его уникальных талантах. Оказалось, что он живет в нескольких милях от города. В общем, к тому времени, когда мы добрались до его берлоги, мое терпение было уже на исходе. «Запирается только изнутри» — было слабое утешение. Я неотвратимо трезвела.

Спросила, где туалет. Он указал в угол. Сказал, что если мне вдруг захочется подтереться, он мне выдаст футболку, но я подумала, что лучше пусть просто высохнет — так будет гигиеничней. Я присела на корточки, к нему лицом, стянула трусики и вылила из себя все бессчетные порции водки, которые поглотила за вечер. Прямо на пол. Здоровенная лужа медленно растекалась по комнате, подбираясь к его вонючему матрасу. Я с облегчением застонала, по телу прошла слабая дрожь. Смиффи опустился на четвереньки и слизал последние капли с моей пизды. Его свинарник наполнился ароматом горячей мочи. Воздух как будто наэлектризовался. В комнате стало теплее на несколько градусов. Заряженные частицы плясали в пространстве, словно искрящиеся пылинки.

Он вылизывал мой истекающий паром холмик, как голодный медведь — фантик из-под конфеты. Он скинул косуху, зачерпнул мою мочу и размазал ее себе по рукам до самых плеч. Облизал пальцы, потом предложил мне. Грубо раскрыл мне губы и запустил свой язык мне в рот. Всосал в себя мои слюни пополам с желчью и тут же пустил их обратно мне в горло. Я чуть-чуть подержала во рту эту смесь наших слюней и выплюнула это все ему в рожу. Он достал член из штанов, сжал его в кулаке и принялся долбиться им прямо в гнилой паркет, пропитанный мочой. Со всей дури. Как будто хотел пробить членом дыру в деревянном полу. Я с трудом удержала смех. В пьяном ступоре все равно — кого или что ебать. Главное, чтобы ебать хоть что-то.

Его бешеный рев, глухие удары члена об пол, скрип половиц — как песня больного, патологического сладострастия. Алкоголь бурлит у меня в крови, перед глазами все плывет. Тошнота подступает к горлу и извергается наружу. Одна горячая плюшка падает ему прямо на член. Он кончает в пьяном бреду. Его сперма, моя блевотина и моча соединяются в святом нечестивом браке, образуя вонючую лужу прямо у меня под ногами. Я уже не могу сдерживать смех, когда он переваливается на спину, посылает мне воздушный поцелуй, шепчет: «Спокойной ночи, куколка…», — и отрубается.

Я кое— как привожу себя в порядок, спускаюсь вниз и сорок минут жду такси. Ночное небо уже кровоточит рассветом. Я кривлю губы в усмешке. Больше мы с ним никогда не увидимся. Разве что мне вдруг понадобится обратиться к нему как к «мытарю».