Парадоксы этнического выживания. Сталинская ссылка и репатриация чеченцев и ингушей после Второй мировой войны (1944—начало 1960-х гг.)

Во время пребывания в ссылке ненависть к чуждой власти перерастала даже у представителей чеченской и ингушской партийно-советской элиты в парадоксальные идеологемы: страданиями вайнахов Советы оплатили укрепление своих внешнеполитических позиций, сама депортация, оказывается, была осуществлена «по предложению английского правительства, которое за свою помощь советскому правительству потребовало одну из территорий Кавказа». Сталин на последнем совещании в Иране якобы «обещал Черчиллю и Рузвельту передать Кавказ»³², а русские выселили чеченцев в Казахстан не только из-за сотрудничества с немцами, но и «боясь нападения Турции»³³.

Как бы ни оценивали и ни объясняли причины депортации власть и сами чеченцы и ингуши, суть конфликта была глубже сиюминутной политической целесообразности, «справедливого наказания», «вражды-мести», «ненависти русских к чеченцам» и т. п. Сплоченный, организованный, живущий по традиционному укладу и достаточно воинственный этнос плохо поддавался атомизации, он совершенно не вписывался в нужную коммунистам и свойственную советскому обществу «аморфность социальных общностей», при которой «одинокий человек ищет прибежища у власти»³⁴. Не справившись с ситуацией на Северном Кавказе, тактически и стратегически запутавшись, коммунистическое руководство попыталось «переварить» неудобный этнос достаточно отработанным способом. Вайнахи были лишены своего статуса в национально-государственной иерархии, оторваны от корней и удалены на безопасное расстояние от постоянного места проживания. Однако на вызов власти чеченцы и ингуши ответили в конечном счете не атомизацией, а этнической консолидацией, закреплением традиционного противостояния России в национальном самосознании, конфликтным переживанием тождества между «русскостью» и «советскостью».

2.2. Стресс адаптации и кризис административного попечительства

Дорога в изгнание была тяжким испытанием. Зима, холодные, набитые людьми теплушки. Как вспоминают очевидцы, первые три дня двери оставались закрытыми днем и ночью, видимо, боялись побегов. С точки зрения НКВД, транспортировка контингентов до места расселения и погрузки прошла нормально, без особых происшествий («все эшелоны проследовали благополучно»³⁵). 21 марта 1944 г. начальник Отдела спецпоселений (ОСП) НКВД СССР М.В. Кузнецов докладывал зам. наркома внутренних дел В. В. Чернышеву: «По состоянию на 21 марта 1944 г. всего в Казахскую и Киргизскую ССР прибыло и разгружено 180 эшелонов с общей численностью 494456 человек… В пути следования… умерло 1361 человек, или 0,27 %, госпитализировано 1070 человек»³⁶. Период «разгрузки эшелонов и перевозки спецпоселенцев в места расселения» также «прошел спокойно, без каких бы то ни было эксцессов»³⁷. В докладных записках и спецсообщениях наверх НКВД информировал лишь о немногих неприятных для него инцидентах (вооруженное нападение на охранника и т. п.³⁸). Однако на самом деле не всё шло так гладко, как докладывали. Недаром циркуляр НКВД СССР № 275 от 29 декабря 1944 г. ориентировал на розыск спецпереселенцев, и в первую очередь с Северного Кавказа, бежавших из эшелонов³⁹.

Почти полное отсутствие иных форм сопротивления (кроме побегов) достаточно взрывного этноса свидетельствовало о тяжелейшем шоке, пережитом вайнахами. Самым трудным психологическим испытанием, многократно усиленным голодом, холодом и всевозможными лишениями, был удар, нанесенный по традиционному укладу жизни, пропитанному обычным правом, системой жестких условностей и запретов. Ситуация переезда взломала по крайней мере три основополагающих положения традиционного мироустройства чеченцев и ингушей: отношение к женщине, старшим и мертвым. Женщине пришлось вести жизнь на виду, старики были унижены и поставлены в один ряд с другими членами общины, мертвые – брошены на произвол судьбы. Переселенцам пришлось искать выход из сложнейших психологических коллизий. «Под дулами солдат, – сообщает очевидец, – наш глубоко целомудренный народ, прикрывшись одеждой, мужчины, старики, женщины, девушки рядом, выстроившись вдоль вагона, оправлялись как могли…»⁴⁰. Заболевших и умерших скрывали, поскольку в пути не могли похоронить их достойно, а это самое страшное для ингушей и чеченцев⁴¹. Людям разных фамилий, без различия пола и возраста, пришлось долгое время скученно ехать в вагонах. Отцы девушек, «не желая иметь конфликты в пути из-за женской чести с кем бы то ни было, сейчас же сговаривались с отцами парней и отдавали своих дочерей за них, просто распределив их между ними. Так в пути были совершены тысячи вынужденных браков из опасения конфликтов, которые имели бы очень трагические результаты»⁴².