Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

Бидарев закрыл глаза. Голова его, как отрубленная, повисла на конце толстого посоха. Безуглый нагнулся над тетрадью»217. Интересный человек и противник произвел сильное впечатление на приезжего коммуниста. На земляков же Бидарева его слова не оказывают влияние. Он чудак, к которому привыкли. Безуглый новый человек и, естественно, снабжен информацией из недремлющего ведомства: "Семен Калистратович Бидарев. Маломощное середняцкое хозяйство. Ореол мученика за правду. Философ-самоучка. Переписка с Л. Толстым. Будет с ним канитель…"218 Зазубрин имитирует жизнь Бондарева до мелочей. Так, известно, что застигнутый думой, сибиряк мог стоять в остолбенении, не обращая внимания на погоду и окружающих: "На другой стороне улицы остановился Бидарев… Он простоял не менее пятидесяти минут. Его облило дождем, обсушило и снова вымочило – он не пошевелился. Старик смотрел и молчал…" Героиня повести Анна рассказывает мужу, коммунисту Безуглому: "Семен Калистратович у нас такой, где его мысли пристегнут, там и встанет. Другой раз часа два и простоит столбом. В бане он все пишет, не хуже тебя. Летошный год была с ним оказия… День цельный он писал, ввечеру вытопил банешку, выпарился, а одеться забыл. Вышел на улицу в чем мать родила и стоит в сильных размышлениях. Ребятишки собрались, срам. Он ровно не живой – ничего не слышит. Ум у него очень пронзительный, только кончик, самая острая умственность и загинается. Затвердил одно – сейте. Ну а кто будет железо на плуги добывать, не объясняет". Она же рассказывает легенду о встрече сельского мудролюба с Толстым. Анна повторяет, что Толстой и крестьянин встречались; по крайней мере, в деревне это считалось непреложным фактом и никаких сомнений не вызывало. (Исследователь М.В. Минокин многократно слышал от крестьян легенду о встрече Толстого и Бондарева, то в Ясной Поляне, то в Иудине.) Безуглов высказывает сомнение: "По-моему, Семен Калистратович со Львом Николаевичем никогда не встречался, они только переписывались. Книгу Бидарева в Париже изданную, верно, Толстой читал и многое из нее взял для своей проповеди земледельческого труда".

«У Анны вздрогнули руки.

– В Белых Ключах у любого старика спроси… скажет – правду, в Бийске они встретились…

– Однова посылает Бидарев Толстому письмо, ты, мол, сам ко мне приезжай, тогда и поговорим, а то что по бумаге-то наразговариваешь. Толстой берет билет и едет по чугунке. До Бийска доехал, а дальше не может. Ревматизьм, что ли, у него был.

Все-таки нежный человек. Пишет он Бидареву, зовет его в Бийск, дескать, так и так. Ну, конечно, Семен Калистратыч собрался и поехал. Встретились они, и пошла у них катавасия, Бидарев под конец уже криком кричит на Толстого и кулаком стучит по столу: "Ты, – говорит, – пишешь-то гладко, тоже зубы заговариваешь, а сам-то в графья записался, сам-то не работаешь. Ты, – говорит, – с роду-то когда косил, нет? Серпом-то пробовал поелозить? А? Ты, Толстой, тож работай, как я работаю". Толстой, это, не осерчал. "Правда, – говорит, – Семен Калистратович, вечный работник и земледелец теперь я буду". Уехал домой да с тех пор, до самой смерти, как крестьянин жил. Посконную рубаху носил, косил, жал, без седла ездить даже стал. Ребят начал учить, как наш Семен Калистратович учит. А от жены в раздел ушел, в избушку»219.

Народная легенда, вероятно, слышанная писателем на Алтае, точно зафиксировала психологическую вероятность встречи двух великих современников и зависимость Толстого от философии сибиряка. Кстати, когда герой (Безуглый) пытается с помощью справочника (по-видимому, 1-го тома Сибирской энциклопедии или Нового Брокгауза и Ефрона) убедить жену в невозможности этой встречи, он терпит поражение: миф побеждает реальность: «Безуглый достал в красном уголке с полки энциклопедический словарь, отыскал страницу, посвященную Бидареву, быстро пробежал ее и сказал Анне:

– Видишь, тут ничего не сказано о встрече в Бийске. Зато здесь есть ответ на твой вопрос: кто будет железо добывать, если все станут сеять.

Безуглый прочел вслух:

– Основная мысль учения Бидарева – утверждение закона "хлебного труда"; все, без исключения, должны "работать своими руками хлеб, разумея под хлебом всю черную работу, нужную для спасения человека от голода и холода…".

Анна оттолкнула от себя том словаря.

– Кто писал, не знаем, а мы, дураки, читаем…

– Машину он опровергает! Какой ты нашел у него ответ? Никакого он ответа-совета человеку не даст, хоть год на одном месте простоит!»220 Нельзя отказать Зазубрину в смелости: он с любовью рисует образ старика-сибиряка, противника коллективизации. Вот замечательная сцена, когда на заседании партийной и комсомольской ячейки появляется высокий, бодрый старик с посохом, в синих глазах которого мелькают переливчатые, лукавые огоньки, и спрашивает разрешения присутствовать на собрании двусмысленными словами: "Граждане, сборище ваше не тайное?" – И на приглашение сесть громогласно заявляет: "Не к лицу мне стоять перед тобой, потому по чину я в ровнях с самым вашим большим комиссаром…