Читаем Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России полностью

"Мне кажется, в жалобе Арийцев (с большой буквы. – С. Д.) есть изрядная доля зависти. Большинство еврейских знаменитостей хорошо заслужили свою славу". Затем Михаил Осипович переходит от частностей к общему, пытаясь понять успехи евреев не только в шахматах, но и в обыденной жизни. Его выводы удивительны и иногда прямо противоположны его статьям, помещаемым в суворинской газете. Да и не всегда бывший мичман был ярым реакционером. Один из ревнивых еврейских мемуаристов отмечал, что в первой половине 80-х годов прошлого века, пребывая в Самаре, Меньшиков был поклонником Л.Н. Толстого, всегда корректно говорил о евреях и интересовался деятельностью евреев в городе, признавая их вклад в торгово-промышленной области. Увы, вскоре его взгляды необратимо поправели19.

Сыграл ли роль в его жизни бытовой фактор: в первом браке он, подобно "Иванову" Чехова, был женат на еврейке? Между прочим, так считали некоторые его современники. Трудно сказать, но факт остается фактом – Меньшиков был талантливым журналистом, может быть, самым одаренным в небогатом дарованиями стане правых20. Меньшиков писал: "Евреи – народ из античной древности, как Японцы и Китайцы. Весьма возможно, что ум их устроен несколько иначе, чем у нас.

Что касается расчета и комбинаций, в их породе больше было практики и сумма опыта их по этой части настолько велика, что начинает переходить в инстинкт.

Уцелевшие древнекультурные народы, современники Египта и Вавилона, во многих отношениях должны превосходить европейцев"21.


ЭММАНУИЛ ЛАСКЕР И РАУЛЬ КАПАБЛАНКА


Из всех игроков Меньшикова больше всех интересовал Ласкер, чемпион мира. В его внешности – и это логично для Меньшикова – он находит мало еврейского, точнее восточноевропейского: Ласкер ему напоминает француза или итальянца. Впоследствии он вернется к этой мысли. Он его называет гением и подробно описывает манеру игры. А анализируя партию Мизес-Ласкер, он восхищается обоими партнерами: "Насколько я могу судить, партия… отличалась с обеих сторон классическим изяществом. Даже по внешнему виду легко отличить гениальную игру от бездарной. В первой ничего лишнего: общий секрет искусства. Фигуры связаны в организм и строго поддерживают друг друга, а не обременяют. Как в природе, на шахматной доске возникают и рушатся крайне разнообразные организации и по степени их красоты вы судите о скованной в них силе". Эти замечательные мысли схожи с теми, которые высказал Василий Васильевич Смыслов о гармонии в шахматах. Интересовал Меньшикова и претендент на мировое первенство – Акиба Кивелевич Рубинштейн: "О г. А.

Рубинштейне много говорят. Это будущий король и, может быть, в своем роде такая же мировая слава, как некогда А. Рубинштейн в музыке. Дофин шахматной доски – юноша с мало интеллигентным лицом, почти необразованный, но небольшой лоб его ничего не говорящей физиономии хранит гениальную память на шахматные комбинации.

Говорят, он знает наизусть все великие партии. Откройте сборник их на любой странице, он в любом месте партии угадает, когда она играна и кем. Феномен, изумительный самородок, и откопал его один русский полковник, основатель лодзинского шахматного клуба". Дополнением к статье "Игра царей" является небольшая заметка "Первые люди", где Меньшиков проводит мысль об аристократизме таланта, абсолютно независимом от социального происхождения. Посему современная аристократия (автор избегает слова "дворянство") замкнулась в крайне спорном определении благородства – в количестве записанных предков. "Посмотрите на этих небрежно одетых артистов шахматной игры. Видимо, люди очень небогатые, несмотря на мировую славу, и родились Бог весть в каких формациях общества. Но они – таланты! Божией милостию они первые в своем крайне трудном искусстве! И вот здесь, около столиков с шахматами, вы чувствуете на себе великое влияние таланта.

Наблюдая за гениальной игрой, вы ощущаете, до какой степени она чудесно поднимает нашу бездарность до себя: не до творчества своего, конечно, – но все же хоть до понимания этого творчества"22. Прекрасные слова. Можно предположить, по Меньшикову, что если бы все евреи играли в шахматы, то и отношение к ним было бы иным. Но и это предположение оказалось неоправданным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное