Парадоксы Младшего Патриарха

Это веселое спокойствие, это спокойное веселье, когда знаешь, не зная… когда будь твой противник как угодно хитроумен, а ошибиться невозможно… о да, мы лгали. Нам нравилось.

– Слушай, – сказал я, – а по случаю траура сыну покойного нельзя объявить… ну, скажем, пост?

– Можно, – отозвался Тхиа. – а что?

– Вот и объявляй, – велел я. – С этого мгновения у тебя пост.

– Это еще почему? – не понял Тхиа.

– А потому, – с самым невинным видом ответствовал я, – что у меня теперь расстройство желудка. Мне поститься не с чего – покойный мне даже и не кровный родич – так что остается только животом маяться. Конечно, ты тоже можешь желудком заболеть… но если две такие орясины здоровенные вдруг оба ни с того ни с сего животом скорбеть вздумали – слишком уж вызывающее поведение. А так – все приличия соблюдены. Совсем как у господина Кадеи. Все на виду, а придраться не к чему.

При упоминании имени дядюшки Тхиа скорчил непередаваемую гримасу.

– Мудришь, – подумав, сказал он. – Я бы и сам отравы опасался, сложись все иначе. Но ты только погляди, как перед нами распинаются. Дядюшка такой ширины язык разостлал, что хоть завернись да спи. Столько усилий, чтобы нас убедить – и все для того, чтобы подсыпать нам отравы в кубок? Нет, Кинтар. Расчет на то идет, что мы уедем целые и невредимые – и уверенные, что все прилично и благонадежно. Нет, травить нас никто не будет.

– Но и не считаться с этой возможностью мы не вправе, – голосом Тхиа произнес я – тот аж дернулся, бедолага.

– Будь по-твоему, – вздохнул он. – За столом сидеть, на еду глазеть… и чтоб во рту ничего, кроме собственного языка.

– У нас же были тренировки на голод, – утешил я его. – Просто вообрази себе, что это – одна из них.

– Что? – ужаснулся Тхиа. – Опять по четверо суток без еды и питья? Да нет, похоронный ритуал восемь дней тянется… столько мы без воды не протянем.

– Столько и не надо, – разуверил его я. – Если только ночью незаметно можно выбраться на волю, пропитаться сумеем.

– Можно, – враз повеселел Тхиа. – Замок ведь на случай осады строился. В нем тайных ходов больше, чем обычных – и никто их не знает так, как я. Но все-таки ты мудришь. Не будут нас травить.

– Может, и не будут, – упорствовал я. – А если не травить, а усыплять, к примеру? Чтоб мы невзначай не увидели чего…

– Сонные чары, – возразил Тхиа, – не обязательно с едой мешать. Их можно на любой предмет пристроить. Хоть бы и на кровать.

– Верно, – обрадовался я. – Ты прав. В кроватях мы спать не будем.

Тхиа взглянул на меня искоса и коротко фыркнул. И лошадь его тоже обернулась и тоже фыркнула. Точь-в-точь как он.

– А дышать ты мне дозволяешь? – осведомился он.

– Я бы и рад не дозволить, – в тон ему откликнулся я, – так если не дозволить, ты ведь, чего доброго, помрешь.

Тхиа снова фыркнул.

– Слушай. – Я хоть и не всерьез, а все же начинал сердиться. – Хватит дурачиться. Нас ведь тут взаправду убить могут. И остерегаться нам надо всего. Конечно, если бы мы знали, кто, как и зачем убил твоего отца…

И ведь не заметил я, что разгадку мы в разговоре помянули, самое малое, дважды. Ну, не всю, конечно. Кто и зачем… этого мы знать не могли, но вот как…

– Зачем? – повторил Тхиа. – Или – почему?

– А что, есть разница? – не понял я.

– И еще какая! – горячо откликнулся Тхиа. – Это ведь совсем не одно и то же. Зачем наследник убивает богатого завещателя? Ради денег, ясное дело. Чтобы потом быть богачом. А вот, к примеру, мститель убивает тирана-завоевателя, истребившего всю его семью – и его если не изрубят в кусочки на месте, то казнят наверняка, и он это знает. Для не будет никакого «потом». И семья этого бедолаги от смерти мерзавца не воскреснет. Для них тоже не будет никакого «потом». Так зачем он это сделал? А низачем. Но вот почему – ясно и без вопросов.

– Понял, – кивнул я. – Зачем обращено в будущее, а почему замыкает прошлое.

Тхиа воззрился на меня с неподдельным изумлением.

– Именно так, – веско сообщил он, – и написано в древнем трактате «Меч мудрости судейской, препоны рассекающий». Слово в слово.

– Сколько же ты знаешь всякого разного, – с легкой ехидцей отозвался я. Может, даже чуточку ехиднее, чем хотелось бы – но для брата, которым втайне гордишься до слез, в самый раз.

– Да, – отозвался Тхиа, – и все сплошь не то, что нужно. Я ведь даже не знаю, на который из двух вопросов нам предстоит искать ответ – «зачем» или «почему»?

На самом деле оба вопроса были важны для нас одинаково, но тогда мы этого не знали.

Мы то останавливались, то пускали коней неспешным мерным шагом – и когда тень замка, совсем уже короткая и даже пузатая, вновь накрыла нас, главное было сказано. Однако и помолчать хоть минутку нам не привелось. Вездесущий дядюшка поджидал нас прямо в дверях, опершись о косяк – нам через распахнутые ворота он был виден издали.

– И не надейся, – пробормотал Тхиа, устремив сияющий взор на господина Кадеи. – Даже и не надейся.