Парадоксы Младшего Патриарха

Вот он, неподрубленный! Колени так и трясутся, лицо залито слезами — но он стоит. Он стоит, и голос его звенит ломким вызовом! Он стоит боком ко мне, вздернув подбородок и выдвинув плечо. И смотрит он мне в глаза — в глаза, черт возьми, а не в подбородок! Добро пожаловать, Кэраи Аррент! Тебя все же не удалось сломать окончательно... и ведь нельзя сказать, что не пытались.

Даже и после смерти мастера пытались.

Я же вижу.

Кэраи Аррент — единственный! — в повязке младшего ученика. Еще бы. И его единственного взяли на дело голым до пояса — чтоб все видели, во что обходится младшим ученикам непокорство. Да мне такая спина и в страшных снах не снилась... и никому из нас. Очень расчетливо били. Никак уж не в припадке гнева. Очень хладнокровно. И все равно просчитались.

Вот такой вот младший ученик. Многажды битый. Ежечасно унижаемый. Единственный уцелевший.

Спасибо, Аррент. Спасибо тебе за глоток нечаянной надежды. Уж если ты уцелел и не рехнулся за столько лет среди обезумевших вещей, то и я уцелею и не рехнусь.

Если хоть один избежал заразы — может, и остальные еще излечимы?

Может, я еще смогу им напомнить, что такое быть людьми? Научить их... Научить, проваль! С самого начала. С первого вдоха. Как учат новичков. Младших учеников. Сам я, быть может, и не управлюсь... но с таким старшим учеником, как Кэраи Аррент — почему бы нет?

С первого дня. С первого вдоха. С первого движения.

С самого начала.

Прямо сейчас.

Для первого вдоха любое мгновение годится. А то, которое прямо сейчас, всегда самое лучшее.

Аррента пошатывало, но он стоял. Я усмехнулся ему — и он усмехнулся мне в ответ. Лучшего подарка у меня, пожалуй что, и не было. Разве что кинжал Лиаха, летящий в горло жреца... хотя эта усмешка того кинжала стоит.

— Патриарх Дайр Кинтар! — спокойно произнес я (куда только подевалась хрипота в сорванном горле!) и добавил тем же будничным тоном. — На пальцы — начали!

Они повиновались так слаженно, как никогда не могли мои ученики. Ничего, парни, я еще научу вас дерзить и не слушаться. Чтоб такому остолопистому Патриарху да не дерзить — такого просто не бывает. И если Аррент, тот самый Аррент, что сейчас отжимается с удвоенным усердием, не нальет мне клею в ножны, я ничего не понимаю в людях. А я старше, и в людях я понимаю. Опыт какой-никакой есть. Но пополнить его не мешает. Так что мне очень интересно посмотреть, какая будет у Кэраи физиономия после этой проделки, когда он поймет, что я ему тем временем подсыпал чесоточного порошку в куртку. А, проваль — никогда не был силен в настолько дурацких шутках. А ведь придется. Человек должен быть открыт новому знанию.

Надо будет с Тхиа посоветоваться. Это по его части.

Только теперь Лаан позволил себе перевести дыхание так, чтобы я его услышал.

— Кинт, — произнес Тхиа очень странным голосом, — смотри...

Я посмотрел туда, куда указывала его взметнувшаяся рука.

Я-то думал, это у меня от гнева и ужаса так в ушах бухает. Ну у меня и самомнение!

Решетка ворот была опущена, но сами ворота распахнуты. И в их проем я видел, как летит к родовому замку Майонов конный отряд. Впереди всех, стиснув коленями бока лошади, мчался Наллен. А я и не подозревал, что королевский маг-эксперт — такой отчаянный наездник.

— Тхиа, — попросил я вполголоса, — распорядись, чтобы решетку подняли. А то ведь могут не догадаться.

Но решетку подняли и без приказа. Слуги дома Майонов ринулись к решетке, как к последней надежде на спасение... и я могу их понять. Я знаю, о чем они думали и что чувствовали, крутя подъемный ворот. Что чувствовал бы я и сам на их месте.

Зато я не знаю и не узнаю никогда, чего хотел бывший маг семейства Майон, взбежав на гребень стены и воздев руки для какого-то смертоубойного заклятья. Я никогда не узнаю, что за чародейство он собирался пустить в ход — потому что он не успел. Сразу шестеро всадников натянули луки на полном скаку. Одни Боги ведают, чья именно стрела поразила цель — и, надеюсь, воздадут благодарность неизвестному мне лучнику.

А когда маг со стрелой в горле перевалился через край стены и кулем рухнул вниз, дальнейшее не вызывало никаких сомнений.

Обычно сражение кажется долгим, если наблюдать за ним со стороны — особенно когда жизнь твоя зависит от его исхода. Но на сей раз все закончилось очень быстро. Даже неправдоподобно быстро. Может, потому, что и сражения толком никакого не было? Заговорщики сдавались, почти не сопротивляясь... пожалуй, им и в голову не пришло защищаться. Сопротивление имеет своим смыслом сохранить жизнь или честь... но осмысленные действия можно совершать только в осмысленном же мире. А их привычный, понятный, постижимый разумом мир рухнул бесповоротно. Мир же, в котором наемники падают на колени перед беззащитной жертвой, слуги подымают решетку безо всякого приказа, магов убивают обыкновенные лучники, а во двор на взмыленных конях влетает нежданно-негаданно вооруженный отряд... люди, которым было обещано совсем-совсем другое, сдавались тихо и безропотно.