Парадоксы Младшего Патриарха

— Думаю, мне следует на год запретить тебе произносить это слово, — задумчиво отозвался мастер Дайр. — Чтоб не трепал его всуе. Охотно верю, что ты Кинтара — как ты там выразился?.. — спровоцировал. Ты кого угодно доведешь. Я вот, например, с большим трудом удерживаюсь. Так что пару-другую затрещин от Кинтара ты заслужил. Но по справедливости, — Дайр выделил последнее слово с редкой язвительностью, — Кинтар был наказан не за то, что избил тебя... вернее, не только за это.

— А за что? — выдохнул Тхиа.

— За мучительство. За то, что получил удовольствие от насилия над слабым.

Я думал, что если не вчера, то уж теперь Тхиа непременно вскинется в ответ на обидное определение «слабый».

Я ошибся.

— Это неправда, учитель, — горячо воскликнул Тхиа. — Он же тогда к вам спиной был... а вот если бы вы его лицо видели...

— Нужды не было лицо его видеть, — отрезал Дайр. — Я видел его спину. Его тело. Оно наслаждалось.

— Нет, — вскрикнул Тхиа. — Нет! Оно просто опомниться не успело. Я же видел... если бы он и вправду наслаждался, до самой последней минуты... не стал бы он у меня прощения просить.

Нет, к сожалению, не все мозги я вчера из Тхиа выбил — кое-что еще осталось. И, на мой вкус, того что осталось, слишком много.

— Так что, как не крути, а это из-за меня...

— Ученик Майон Тхиа, — медленно и раздельно, почти по слогам, произнес мастер Дайр. — Наказание, отмеренное ученику Кинтару, определяю я — и я считаю таковое необходимым. Наказание, отмеренное тебе, определил Кинтар — и я считаю таковое достаточным.

Молчание.

— Можешь идти, — подытожил Дайр.

Хотел бы я посмотреть, кто посмеет остаться, когда мастер Дайр дозволяет отбыть восвояси. Во всяком случае, не я. И не Тхиа. Он выскочил наружу — всклокоченный, бледный, заплаканный — и с разгону налетел на меня.

— Я тебе вчера говорил, что с сотрясением мозга нужно лежать? — осведомился я.

Тхиа кивнул.

— Вот и лежи. Отправляйся к себе — и в постельку. До ужина. Обедать я бы тебе сегодня не советовал.

Не давая ему опомниться, я отвернулся и шагнул к двери. Пусть в памяти Тхиа останется мой приказ, а не мое нежданное появление. Незачем ему гадать, какую часть его беспримерной беседы с учителем я невольно успел услышать. А приказ он выполнит на совесть — в чем-чем, а в этом я не сомневался. Ученик Майон Тхиа ничего не делает наполовину. Оскорблять — так насмерть, защищать — так до смерти. Ох, и мутно же у меня на душе. Да будь я на месте мастера Дайра... если бы мне довелось выслушивать, как такой вот парнишка вступается за своего обидчика... наизнанку бы мерзавца вывернул!

Меня и вывернули.

Я вошел — и взгляд мастера Дайра метнулся мне навстречу, быстрый, обжигающий и тяжелый, как пощечина. И от этого взгляда я задохнулся, как от всамделишной пощечины. Мастер смотрел на меня — и только. Ничего больше. Но под этим взглядом я не мог, я не смел дышать. Дышат живые — те, кто есть на свете — а таких, как я, на свете нет, потому что таких быть не должно.

Это длилось... не знаю, сколько это длилось. До тех пор, пока в уголке губ мастера Дайра обозначилась усмешка, дозволяющая мне быть.

— Тебе вслух сказать, кто ты такой и как тебя после всего называть следует? — язвительно поинтересовался мастер.

Я склонил голову.

— Обойдешься, — свирепо отрезал он. — Если это скажу тебе я, ты погорюешь и забудешь. Человек помнит по-настоящему только то, до чего сам додумался. Так что называть тебя, как ты того заслуживаешь, будешь ты сам. Полагаю, как именно, подсказывать не надо.

Я кивнул.

— Тебе когда-нибудь говорили, что подслушивать нехорошо? — приподняв брови, спросил мастер Дайр.

— Учитель, я... я нечаянно... так получилось...

— Еще бы ты нарочно, — фыркнул Дайр. — Хорошо хоть, у тебя ума достало не вломиться сюда. Надеюсь, ты догадываешься, что сделать из Тхиа самолучшего бойца теперь твоя, и только твоя обязанность.

— Я уже обещал, что займусь им, — выпалил я.

— Пожалуй, ты все-таки не безнадежен. Спасибо и на том, — вопреки словам, в голосе Дайра не было и намека на какое бы то ни было «спасибо». Скорей уж он звучал так, будто мастер вынужден назвать лимон сладким.

— Первым делом научи его держать в руках свой характер, — сухо заметил Дайр. — С такой порывистой натурой он на этом свете не жилец.

— Натура, — горько усмехнулся я. — Он же просто ничего не боится. Как есть ничего. Обычно так о себе понимают до первого мордобоя... а он и после страху не научился. Знает, что такое боль, что такое беззащитность — и все равно ведь не боится.

Мастер Дайр приметно помрачнел.

— Ладно, — произнес он после недолгого молчания. — Некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать. Ну-ка, подставь мне плечо опереться — живей, что стоишь? Прострел мне в поясницу вступил.