— Ты хоть раз в жизни можешь говорить серьезно?
— А я серьезно, — наморщил нос Тхиа. — Ну, ты сам подумай. Сначала учитель на тебя так налетел... жуть что такое. Никто и ахнуть не мог с перепугу. Руки-ноги поотнимались. Знаешь, мне на какой-то момент показалось, что вот сейчас он тебя насмерть забьет.
— Мне тоже показалось, — буркнул я.
— Вот видишь. Нормальный бы человек после такого...
— Нормальный боец, — уточнил я.
— Ага, верно, боец — не человек, — ухмыльнулся Тхиа. — Но даже нормальный боец после такого должен бы с недельку валяться в лихорадке, в бреду, с гнойными ранами... ну, ты понял...
Я понял. Меня аж замутило, до того точно и емко Тхиа определил все то, что со мной не случилось... а кстати, почему?
— Про зелье мое никто ведь не знает, — беззаботно продолжал Тхиа. — И что я тебя им лечил — тем более. Наутро все уверены, что ты лежишь и тихо помираешь, и без посторонней помощи даже дышать не способен... а ты — вот он. На своих ногах. И такой грозный, что сыпь в кусты и накрывайся ветошью. Стра-а-ашно. Видал, как те трое от тебя дернули?
— Слушай, ребенок, — возмутился я. — Ты с каких это пор начал уличным языком разговаривать?
— А что? — удивился Тхиа. — Ты ведь разговариваешь...
— Мне — можно. Хотя... — я вздохнул. — Ладно. Будем считать, что мне теперь тоже нельзя. Продолжай.
— Ну вот. А когда ты еще и перед строем появился... да не просто сам, а с учителем, и он на плечо твое опирается...
Я сглотнул. Мастер Дайр все предусмотрел. Даже больше, чем мне казалось.
— Все ведь думали, что с тобой покончено навсегда, а ты по-прежнему любимый ученик. Лучший. И — сильный. Не по людски сильный. Как будто ты — это и не ты даже, а кто-то другой. Незнакомый. Непонятный. Страшный. Они тебя все до самых печенок испугались, понимаешь? И от страха своего не скоро еще отойдут.
Милое дело. Намеренно пугать я никого не собирался, но... да. До поры до времени так лучше.
— Даже странно, — размышлял вслух Тхиа. — Парни вроде крепкие, не из боязливых... с чего они вдруг взялись труса праздновать?
Действительно, странно. Мастер Дайр полагает господ учеников последними трусами, а новичок Тхиа — вовсе даже наоборот. Хотел бы я знать, который из них прав. Или, вернее — который из них более прав?
— Не знаю, — ответил я скорее на собственные мысли, нежели на вопрос Тхиа. — Такое на свежую голову обдумывать надо. Хорошенько выспавшись. Очень уж сегодня день выдался тяжелый.
Тяжелый — это то самое слово. Сегодняшний. А про вчерашний лучше и не вспоминать. А завтрашний... тьфу, проваль — нашел о чем думать на сон грядущий!
— Так что иди-ка ты, ученик Тхиа, спать. Да и мне бы отдохнуть недурно.
Я тяжело поднялся, по-прежнему кутаясь в одеяло.
Тхиа хихикнул.
— Ты прямо как погорелец после ночного пожара, — сообщил он мне и припустил во все лопатки.
Ошибся мастер Дайр — другому я должен научить Тхиа. Не характер его окоротить, а язык. С таким умением видеть самую суть вещей да с таким неумением держать язык на привязи он будет постоянно попадать в беду. Даже и сейчас — его счастье, что у меня ни сил нет, ни желания после вчерашнего догнать и угостить его смачным подзатыльником.
Потому что прав ученик Майон Тхиа, кругом прав. Я и есть погорелец. И не дом — никогда у меня не было другого дома, кроме школы — но мир мой сгорел. Дотла. Простой и понятный мир. Может, и не самый лучший — но привычный. Мир, в котором я ненавидел богатенького подоночка Майона Тхиа — и по праву. Мир, в котором я как лучший ученик занимал не просто постель в общей спальне, а отдельную комнатушку — и по праву. Мир, в котором мастер Дайр был моим учителем... и мог вздуть меня за провинность — и по праву. Как там Тхиа говорил? Лихорадка, бред, гнойные раны? Я никогда не верил, что страдание облагораживает — слишком уж круто мне в свое время досталось, и я знаю цену боли... но лучше боль и кровь, и лихорадка, и бред! Да, и гнойные раны тоже — в том, в прежнем моем мире, где я знал, кто я и что я. Потому что мой мир сгорел до последнего уголька, до седой золы — а на пепелище прорастает совсем другой мир, и я его не хочу. Я хочу, я хотел ненавидеть Тхиа — а в нынешнем мире он мне родней родного брата, которого у меня никогда не было... и душа велит взять его, храброго и беззащитного, в ладони, словно воду — и словно воду, пронести по жизни осторожно, не расплескав. Я хотел, я все еще хочу занимать свое место в ряду старших учеников и постигать мастерство, следя за учителем восхищенными глазами — и я не желаю и не желал сам занять место перед строем. И я никогда, никогда не хотел, чтобы мастер Дайр...
— Вам не туда, учитель, — выплыл из темноты голос учителя... нет, в том-то и дело, что уже не учителя Дайра.
Все правильно. Все безупречно правильно. Конечно, ноги по старой памяти понесли меня в сторону ученических спален, к моей комнатушке. Конечно.
И разумеется, мне туда нельзя.
Я не хочу жить в этом другом мире!
А кто меня спрашивать станет...