Парадоксы Младшего Патриарха

Он вздохнул — глубоко, словно просыпаясь, я даже почти ожидал, что вот сейчас он начнет потягиваться или потирать глаза — дернул плечом и забросил поводья на седельную луку. Они и не были ему нужны: с лошадью он отлично управлялся одними коленями. А вот избавить от поводьев руки ему, несомненно, следовало. Чтобы не на чем было стиснуть пальцы до судорожной белизны.

— Не скажу, чтобы я об отце не тревожился, — сухо сказал Тхиа, — но... как бы тебе объяснить... отец мой был как раз таким человеком, каким ты прежде полагал меня. Пожалуй, еще и норовом потяжелее. Так что особой любви между нами не было.

Он замолчал ненадолго и подставил лицо ветру. Словно бы воспоминание о заносчивом и неласковом отце заставили ожить того ребенка, которым Тхиа давно уже не был, и потянуться щекой под мимолетную ласку призрачной ладони ветерка.

— Уважения между нами тоже не было, — продолжил Тхиа. — Ну, отцы и вовсе редко уважают сыновей... а мне его уважать... зелье мое, которым я тебе спину пользовал, помнишь? Вот и рассуди, о каком тут уважении речь. Слишком мы с ним разные были. Ладили плохо... а все же уживались. Пожалуй, нас связывало понятие должного... хоть и понимали мы его по-разному. Я делал то, что считал должным для сына, он — то, что считал должным для отца. Вот это нас и вправду объединяло. И крепко. Мы с ним не любили и не уважали друг друга — но понимали, как никто иной. С полуслова.

— Так в школу он тебе отослал, чтобы... — нерешительно начал я и замолк: слово «избавиться» никак не подобало, а другие слова на ум не шли.

— Чтобы прогнать с глаз долой? — подхватил Тхиа. — Нет, что ты! Избавиться от сына только оттого, что не любишь его... нет. Это недолжное поведение. Недостойное. Отец всегда поступал достойно, — на последнем слове Тхиа сделал едва заметный упор. — Нет, за школу я благодарить должен Шенно.

— Лиаха? — изумился я.

— Нет, адмирала... тогда он, конечно, адмиралом еще не был. Ну, и Кеану, конечно.

На сей раз улыбка Тхиа была непритворно радостной.

— Это ведь Лиах прямой, как нож. А братцы его, что старший, что младший, интриганы, каких поискать.

Тхиа улыбнулся еще шире.

— С Лиахом я в ту пору мало был знаком. Все больше издали восхищался. Сам понимаешь, было чем — особенно для мальчишки. А вот Кеану — дело другое. Мы тогда почасту бывали в столице, а Шенно так и вовсе сидели там безвылазно. И с Кеану я в ту пору сдружился крепко. Я виду не подавал, а он-то все равно заметил, что тяжко мне дома. Ну, и брата старшего уговорил помочь. Как же моему отцу да его не послушать! Большой вельможа в больших чинах, и честности отменной, — на слове «честность» Тхиа слегка фыркнул. — Так ведь честь хитрости не помеха. Он с отцом моим заговорил и на меня разговор навел нарочно. А дальше ему только слушать оставалось, каков я из себя есть. Вот он и послушал, и посетовал, что молодежь, дескать, нынче, много о себе понимает. И ценить не умеет. А вот близ его, Шенно, владений, Королевская школа размещается, так вот там уж... одним словом, там мне и таким, как я, самое место. И вести себя научат, и спесь мигом пособьют...

— Как будто она у тебя была, — ввернул я.

— Была-была, не сомневайся, — возразил Тхиа. — Хотя почему — была? И сейчас есть.

На такой наглый поклеп я не нашелся, что и сказать.

— Одним словом, туда мне только и дорога. Я слушаю, аж рот открыл, и понять не могу, к чему все клонится — а тут Шенно ко мне полуобернулся и этак вот подмигнул незаметно... да я в пляс был готов пуститься! Назавтра же меня в школу и снарядили. Не со зла, ты не думай. Отец полагал, что так для меня будет лучше.

— И ведь не ошибся, — полувопросительно заметил я.

— Ну еще бы, — кивнул Тхиа. — Тем более что и тут я под надзором одного из Шенно.

— На клумбу не пущу, — напомнил я.

Тхиа фыркнул.

— Ты потому меня и взял с собой? — спросил я, помолчав.

Тхиа возмущенно мотнул головой.

— Думаешь, я боюсь, что меня из школы силком возьмут? Нет. Для вступления в права наследства мне лично присутствовать не обязательно. Да и для управления им — тоже. А напутствовать меня перед смертью... нет, для этого отец бы меня вызывать не стал. Человек он тяжелый и притом совершенно не лицемерный. Пойми же, нас связывало только должное. Он справлялся обо мне, я — о нем. Поздравления я ему посылал ко дню рождения и всякое такое. Большее было бы ложью, а ложь он бы мигом учуял — и оскорбился. Нет, будь уверен, мы с ним в таких делах преотлично друг друга понимали. А вот этого вызова я не понимаю. Настолько, что не уверен, отец ли меня вызвал.

Тхиа прерывисто вздохнул и вновь взял в руки поводья.

— А еще я не уверен, что застану его в живых. Видишь ли, я последнее письмо от него дней десять тому назад получил — и в письме прямо сказано, что он здоров... а лгать, чтобы успокоить меня, он бы не стал.

Я прикусил губу. Теперь я понимал, от кого Тхиа унаследовал свою чудовищную прямоту — да, пожалуй, и язвительность.