Я только и делал, что обижал его, ставил свои эгоистичные желания выше всего остального и вел себя как полная мразь. А теперь много воды утекло, Данька счастлив…
Поэтому можно было идти дальше, не мешая этому светлому и чистому мальчику жить так, как он считает нужным.
Наши пути давно разошлись, и уж если я сам пошел по параллельной с ним тропе, теперь не имеет смысла кусать локти. Тем более что жалеть мне было не о чем.
Рядом со мной был другой Даня. Мелкий, до ужаса упрямый, настырный, но настолько же милый.
Даня, который просил меня нарисовать на его ручках такие же красивые картиночки, как на моих руках. Даня, который каждую ночь приходил ко мне в спальню, говоря, что бабули нет, мы с ним одни в квартире, и он боится, что меня ночью утащит бабайка. Даня, который частенько плакал и капризничал, но стоило ему только сказать, что он похож на девчонку, тут же переставал реветь и воинственно заверял всех, что он “музииик”. Даня, который еще с ясельной группы постоянно доставал какого-то пацана из его группы, потому что тот женился на Верочке, которую Даня выбрал раньше, чем тот самый пацан.
В общем, он был именно моим сыном. Таким же, как я. И я знал, что костьми лягу, но сделаю так, чтобы сын не повторил мою судьбу.
Пускай у него и нет матери, но зато у него есть я. Человек, который сделает все, чтобы мой сын был счастливым. Не важно как, не важно с кем.
Однако, пройдя через все это дерьмо я осознал, что не буду запрещать своему сыну делать ошибки. И не важно в чем именно они будут заключаться. Он должен сам учиться падать и подниматься, без чьей-то помощи.
Да и ошибки иногда бывают полезными. Ведь, если бы не та самая ошибка, то у меня никогда бы не появилось этого чуда и я никогда бы не стал тем, кем стал.
***
- Пааапа, но я хооотюю сеекоолаадное мооееженное, - капризно законючил Даня, со вселенской скорбью в глазах смотря на меня.
Мы втроем сидели в кафе. Я, Даня и мой сын. Честно говоря, когда я позвал Даню с нами, я даже подумать не мог, что он согласится.
Это было просто моим порывом, хотя я и знал, что бессмысленно пытаться склеить то, что я когда-то прохерил по собственной глупости.
Вернее, не так. Я хотел бы попытаться вернуть его, хотел бы попробовать начать все заново, потому что сейчас я бы не допустил тех ошибок, что были сделаны мной в юности.
И да, я знаю, что Даня имеет право обижаться на меня, имеет право меня ненавидеть и презирать. Я сделал ему больно. Я предал его. Такого не прощают.
И я бы на его месте плюнул мне в лицо, а не пошел с нами пить кофе. Это ведь… Это слишком даже для него. Неужели настолько плевать? Неужели не болит? Неужели не хочется мне врезать?
Он так запросто согласился пойти с нами куда-то, что я отчаянно не мог понять его поступка. Не мог поверить в то, что он как будто бы забыл о том, что было. Забыл насколько некрасиво я с ним тогда поступил.
- Даня, какое мороженое, декабрь на дворе! - фыркнул я. - Ешь пюре и пей сок.
- Нет, не буууудуу пюеее, - снова запротестовал мелкий. - Мне дядяя Даааняяя обесяял пиеесное.
- А я тебе давно ремня всыпать обещал, - строго произнес я, зло смотря на Даню.
Иногда это мелкое чудовище было совсем невыносимо. И справиться с ним не мог даже великий и ужасный я.
- Что я здесь делаю? - неожиданно произнес Шевченко, тем самым заставив меня поежиться и с недоумением посмотреть на него.
- В смысле? - кое-как выдавил из себя я, смотря на какое-то растерянное и пустое лицо парня.
Кстати говоря, я был не прав, когда говорил, что Даня совсем не изменился. Все-таки он повзрослел.
Прическа стала еще более пижонской, как и стиль в одежде, в принципе. А еще он возмужал. Больше не было той юношеской угловатости. Сейчас он был по-аристократически строен, изящен и грациозен.
А еще изменился он сам. Где-то глубоко внутри. Я больше не видел того импульсивного мальчишку, которым он был несколько лет назад. Спокойствием Шевченко можно было убивать, я думаю.
- Просто мысли вслух, - пожал плечами парень. - Сижу и думаю, что я здесь делаю. В вашей компании. Тридцать первого декабря. Как же это глупо!
- Не гьюююпо, - заверил Даню мой мелкий, после чего, кряхтя спустился с нашего с ним общего диванчика, и направился к Дане. - Возьми меня на ючки и тиибее бууит лутьсее.
- Как скажешь, малыш, - улыбнулся в ответ Шевченко, но при этом как-то измученно и через силу. Как будто бы последнее время он только и делает, что улыбается всем.
- Я думал, ты сам хотел пойти, - произнес я, стараясь не смотреть ему в глаза.
- Я тоже так думал, - пожал плечами парень. - Но сейчас понимаю, что это глупо. Глупо делать вид, что все нормально. Глупо обманывать самого себя и твердить себе, что я пришел сюда только из-за твоего милого сынишки. Я сижу и понимаю, что эта полная хрень, Дим. Я не хочу снова влипать в непонятную мне ерунду. Я перерос это.
- И даже ни о чем не спросишь? - с горечью улыбнулся я.