Параллельная вселенная Пеони Прайс

Как странна жизнь! Раньше – если уж быть совсем точной, вчера – я тоже оставалась невидимкой, тенью на стенах, руками, уносившими опустевшие чашки. У меня не было имени – нет, оно было, но никто не запоминал его.

– Куда едем, мисс? – интересуется Боб, взглянув на мое отражение.

Хороший вопрос. Выуживаю из сумки телефон и проверяю расписание, которое скинула Кара: через час планируется двухчасовая тренировка в спортзале, после – поход к косметологу и примерка наряда к шоу Джерри Стоуна. Планы серьезные, но, принимая во внимание все события, не такие уж важные, поэтому я без сомнений говорю:

– К родителям. Домой.

3

За тонированными стеклами проносится шикарный Лос-Анджелес, тот самый, который мы с Мелани мечтали в детстве покорить: яркий, чистый, стильный. Солнце почти в зените, лучи отражаются от зеркальных высоток и вывесок одно- и двухэтажных бутиков и отелей. Тени быстро становятся мелкими, едва заметными, а потом и вовсе исчезают. Прохожие, никуда не спеша, идут мимо витрин, не обращая на них внимания. Зелень пальм кажется салатовой, даже желтой под испепеляющим солнцем.

Я высовываюсь в окно, дышу полной грудью. Меня окутывает детский всепоглощающий восторг. Здесь дозволено все, а теперь, когда деньги не проблема, то даже больше. Мне словно пять лет, я в огромном магазине сладостей, и можно взять что угодно, набив карманы под завязку.

На одном из зданий красуется билборд с моим лицом, с лицом Пенни. Черно-белая фотография занимает стену четырехэтажного дома: глаза подведены так, что кажутся инопланетными, кожа без единого недостатка, впрочем, как и пор, накрашенные губы едва уловимо изгибаются в улыбке Моны Лизы. Пенни смело смотрит в камеру, приподнимая подбородок.

– Это я! Это я! – восклицаю я, не в силах подавить эмоции, и подпрыгиваю на сиденье.

– Вижу, – усмехается Боб.

– Это я… – с блаженством повторяю я.

Я представляю, как расскажу все родителям и Энн, как им придется признать, что мои мечты все же не были фантазиями, как они с неловкими улыбками признают свою неправоту и скажут, что гордятся мной. Мне так хочется, чтобы все это оказалось правдой, что конечности ноют, а в висках покалывает.

Минуя магазины и бутики, мы проезжаем десятки белых, серых и кофейных особняков, разместившихся на брентвудских[30] холмах, и останавливаемся у одного из них. Двухэтажное здание с квадратными колоннами, окнами в пол и плоской крышей предстает перед взором словно мираж. Дом блестит на солнце, отражая лучи, как начищенная до блеска зеркальная шкатулка, как бы говоря: «Здесь живут люди, которые тебе не по зубам».

– Это точно дом моих родителей? – спрашиваю я, хотя знаю, что нет.

Спутать мой старый дом с этим – все равно что пытаться использовать стул в качестве космического корабля.

– Конечно, хотите, чтобы я проводил вас до двери?

– Нет.

Выйдя из машины, я стряхиваю с себя невидимые пылинки, набираю в легкие воздух и выпускаю, набираю и выпускаю… Ладошки потеют. Голова идет кругом. Что бы там ни было, падать в обморок ни к чему. Иначе как я узнаю развязку?

Дом не окружен забором, я беспрепятственно прохожу по подъездной дорожке, вымощенной крупной серой брусчаткой, и останавливаюсь у минималистичной двери. Сердце колотится в горле. Я нажимаю на звонок с такой силой, что белеет палец. Тишина. Звоню еще раз – ничего. Заглядываю в затемненное окно рядом с дверью. Видна прихожая, а за ней часть просторной гостиной.

Я жду недолго, с облегчением выдыхаю и собираюсь восвояси, но тут в прихожую выходит мужчина лет пятидесяти. Шагает он неспокойно и озабоченно, будто его отвлекли от чего-то важного. Он рывком открывает дверь, окидывает меня взглядом и останавливается на лице. Тонкие губы растягиваются в улыбке, в которой я узнаю свою.

– Пенни…

– Папа? – Во мне зарождаются десятки вопросов, но они летят в общую кучу оставшихся без ответа.

Это определенно не мой отец! Не тот отец, который носил очки, читал в темноте, готовил омлет по утрам и работал по пятьдесят часов в неделю, чтобы обеспечить мое обучение, но в то же время я всем телом чувствую связь с этим человеком, будто кровь по нашим венам разлили только что из одной емкости.

– Я… рад, что ты заглянула, – говорит он и потирает шею, судя по виду нельзя сказать, что он рад, но вот удивлен точно. – Что ж, проходи.

Он открывает двери шире и пропускает меня вперед. На нетвердых ногах иду через просторный холл и оказываюсь в не менее просторной гостиной, откуда открывается вид на бассейн и салатовый в лучах солнца сад. Взгляд пробегает по картинам на стене, по окнам, по мебели. Мешкаю, пораженная размером и убранством дома, но все же устраиваюсь на одном из белых диванов посреди комнаты.

– Как ты? Как дела? – спрашивает мой новоиспеченный отец, уходя вглубь дома. Слышится шорох и звон посуды.

Я теряюсь, не зная, на какой вопрос отвечать, ведь дела у меня лучше некуда, но чувствую я себя при этом персонажем Джима Керри в «Шоу Трумана»[31].

– Неплохо, – отвечаю я в итоге.