– Если я умру, хочу тебе на память оставить этот пейзаж. Это моя первая картина. Напоминает мне мое беззаботное детство эти поля, берёзки и скрюченные домишки.
– Ох, зачем ты сейчас о смерти, ненавижу эти разговоры.
А две недели спустя моего папочки не стало. Инсульт разбил на проклятой работе. Через сорок дней я осторожно, будто картина хрустальная, сняла ее со стены. А там выдолбленное углубление в стене. Внутри сложены пакетики с любимыми сережками, колечками, цепочками, все деньги, взятые в долг и возвращенные в срок. И зелёная тетрадь. Последняя запись: «Запомни дочь, в жизни халявы не бывает, привыкай рассчитывать на себя. Я не был нежным отцом, но уверен, я научил тебя быть сильной. Теперь я знаю – ты в жизни не пропадешь. Папа»
Арбуз для Снегурочки / Вика Беляева
Ирка закончила лепить снежок. Девочка поднесла его к губам, словно яблоко. Сашка, подбежал к подруге с криком:
– Ирка, ты зачем снег ешь, заболеть к Новому году хочешь? Только ведь ангину вылечила. Девочка засмеялась, отправила подножкой мальчишку в сугроб и ответила:
– Санчик, этот снег особенный, он арбузами пахнет и чудесами!– она загадочно улыбнулась.
В этот момент к ребятам подошла воспитательница, похожая на огромную замерзшую подушку с пухом:
– Ну, опять вы, неразлучники, у сарая прячетесь. Давайте в группу. Завтра – день семьи. Усыновители приедут. Так – то.
Сашка подмигнул Ирке, и та спросила, стараясь не засмеяться:
– А Дед Мороз может нас усыновить?
Воспитательница чуть не поскользнулась:
– Тьфу ты, что с вами делать? Милые мои, там суп гороховый уже остывает, вас ждёт, артисты.
У входной двери большая искусственная ёлка искрилась разноцветными дождиками, и Ирка погладила мокрой варежкой ветку:
– Я, когда вырасту, Снегурочкой стану.
Елена Ивановна прикусила губу, с теплотой посмотрела на кудрявую девочку с глубокими карими глазами, вздохнула и перевела взгляд на её товарища:
– А ты Санёк, кем станешь, когда вырастешь?
Мальчишка ударил нога об ногу, чтобы сбить снег и серьёзно ответил:
– Врачом.
– Почему врачом?
– А я Снегурочке горло лечить буду, ну и другим тоже.
Воспитательница задержалась у входа:
– Ну, бегите, милые!
К вечеру снег повалил стеной, сугробы стали похожи на шатры кочевников, остановившихся на ночлег. А уже к утру, погода стала ясной и морозной. Потенциальные усыновители приехали с подарками, осторожными улыбками и оценивающими взглядами. Сашка знал, что все эти люди присматриваются к ним, чтобы выбрать кого – то одного. Пока в актовом зале дети читают стихи и водят хороводы, здесь, на деревянных скамейках зрителей, решается судьба каждого из них. У кого – то, наконец, появится дом с родителями, а кто–то так и останется частью детского дома. Рыжеволосая смешливая женщина в кашемировом костюме и высокий худой мужчина непрерывно наблюдали за Иркой. Сашка подкрался сзади к скамейке с рыжей и её мужем, чтобы подслушать их разговор. Тётка тараторила:
– Милый, ну её ведь берём, да? Ты, посмотри, какая она хорошенькая и чем – то на маму твою похожа, правда?
Мужчина смотрел на часы, на Ирку, одновременно теребил нервно сотовый телефон:
– Да-да, берём. Да-да, чем-то похожа.
Сашке хотелось спрятать Ирку. Усыновители не нравились ему уже потому, что собирались забрать его подругу, его самого близкого человека. Елена Ивановна предупреждала: «Ребятки-касатики, старайтесь быть на виду и всё время улыбайтесь. Это ж для дела!» Сашка терпеть не мог улыбаться «для дела». Он обычно назло хмурился и огрызался, чтобы его не забрали к чужим. Своих родителей он немного помнил, как и аварию. Помнил, как пахли мамины волосы и тонкие руки, что обнимали его перед сном, помнил, как дергались от смеха папины усы. Помнил даже огромные серебряные шары на ёлке, что росла у дома, где они с семьёй когда-то жили.
Но теперь, когда стало понятно, что Ирку хотят забрать он готов был улыбаться хоть десять часов к ряду, только бы она осталась с ним. «Пусть нас вместе тогда, что ли уж усыновят» – думал он. Вечером Елена Ивановна увела Иру в кабинет директора. Когда девочка нашла Сашку, все детдомовские уже отправлялись спать. Ирка взяла его за руку, и друзья спрятались за бархатными, бордовыми шторами в темноте актового зала. Она села на подоконник и засипела:
– Меня, кажется, усыновят к Новому году, Санчик, – он сглотнул и спросил:
– А ты чего хрипишь, наелась своего арбузного снега?
– Санчик, я по тебе скучать буду. Очень-очень. Я письма тебе писать буду и звонить.
К Новому году за Иркой действительно приехали рыжая женщина с мужем. Сашка успел перехватить спешащую к усыновителям подругу:
– И что, ты бы так и не попрощалась? – Ирка крепко обняла товарища и на несколько секунд задержала дыхание, чтобы слёзы предательски не выбежали из глаз:
– Я боялась передумать. Мне казалось, увижу тебя – и никуда не захочу. А что, Сашка, может правда, остаться здесь, с тобой? Ну как я без тебя буду, а?
Сашка опустил голову и ответил:
– Ты, Ир, даже не думай об этом. Я вырасту и найду тебя. А сейчас знаешь, что?