Параллельные вселенные Давида Шраера-Петрова

Большая, богатая событиями, странствиями, исканиями и сомнениями жизнь Давида Шраера-Петрова – поэта, переводчика, прозаика, драматурга, критика, эссеиста, врача, ученого-микробиолога – не вмещается в биографические рамки, выплескивается из условностей жанра – романа, биографии, травелога, любовной или гражданской лирики. Авторский глаз вбирает окружающий мир, запечатлеваемый на сетчатке и впоследствии – спустя годы или даже десятилетия – извлекаемый из подвалов памяти.

Родившийся на Выборгской стороне в Ленинграде в 1936 году («Я родился в Ленинграде, в Петрограде, в Петербурге, / Там, где скачет Медный Всадник над Невою в сизой бурке» [Шраер-Петров 1997:17][65]), он провел три военных года в эвакуации на Урале. Шраер-Петров впоследствии будет вспоминать свое уральское деревенское детство и в прозе, и в стихах, и в стихотворениях в прозе, таких как «Иван Терехин возвращается с фронта в село Сива Молотовской области 1943 год» [Шраер-Петров 1992: 51, 53] или «Блуждания по Уралу» из цикла «Путешествие от берегов Невы», написанного в Москве в 1986 году [Шраер-Петров 1992: 53]. Воспоминания о послевоенном детстве или юности не столько отражают наблюдения очевидца, сколько беспощадно показывают тех, кто вершил судьбы народа в течение большей части XX века, как в парадоксальном стихотворении «Во время наводнения в Ленинграде в конце пятидесятых»:

Дочь бывшего начальника тюрьмы
Выходит замуж за реабилитанта
Соединяются житейские таланты
И сверхинтеллигентные умы

[Шраер-Петров 1992: 14].

Далее автор, очевидец, который «был в спасательной команде», описывает объяснимые словами происшествия, «как звери покидали Зоопарк… / покорные как люди», говорит о якобы «необъяснимом» случае с отставным генералом КГБ, который «руководил искусством в Ленинграде», а во время наводнения потерял все нажитое (награбленное?) добро:

«Все кончено» заплакал генерал
«Он отомстить приплыл»
Осиплым басом
Размазывая слезы по щекам
Наш генерал твердил одно и то же имя «Осип Осип Осип»

[Шраер-Петров 1992: 14].

Эпитету «осиплый» грозным эхом вторит имя «Осип», подчеркивая тему возмездия: Осип – разумеется, Мандельштам (а на фоне нынешних размышлений о том, что все якобы относительно, Сталин-де построил социализм и выиграл войну, необходимо добавить, что уже одна только смерть гениального Мандельштама, а также Клюева, ОБЭРИУтов – приговор сталинизму). Стихи эти отражают сознание шестидесятников (хотя, по сути, Давид Шраер-Петров шестидесятником не был), свидетелей XX съезда и последующей реабилитации жертв террора – не только юридической, но и – провиденциальной, как в концовке стихотворения. Дань памяти для одних – бич памяти для других. В другом стихотворении-воспоминании о Москве, «Перед синагогой в праздник Симхат-Тора», повествуется о том, как «юноша в шапочке лиловой… / радуется жизни он распродает / Еврейский календарь религиозный», являясь при этом осведомителем КГБ, по-простому – стукачом:

Змеёнком зреет плёнка в магнитофоне
Он выполнил финплан и план Лубянки
Он ждёт полуночи когда в квартале пустынном Свиблова
Ново-Гиреева или Перова
Ему откроет двери заспанная девка
Он выставит на столик кухонный водку колбасу и шпроты
Он позабудет те и эти вожделенные широты
Он не удавится
Как тот несчастный Идеалист

[Шраер-Петров 1992: 15].