Параметры риска

Всю лесную добычу обвязали ремнями из брюк и поволокли вниз, к площадке, вытоптанной в высокой траве. Здесь будет наш дом. Мы не знали, сколько времени придется жить в нем. Зато знали, что дом — единственная защита от непогоды — должен быть надежным.

Каждую стойку, каждую ветвь мы укрепляли так заботливо и тщательно, словно жить тут предстояло до конца нашей жизни. Одна только мысль, что ночью, во время ливня, и под атакой шквального ветра, дом может рухнуть, удесятеряла наше старание.

Толя вернулся, неся несколько сухих гладких досок, видимо, от ящика. Мы просверлили в одной из досок обломком раковины морского гребешка небольшое углубление, вставили в пего круглую палку и, обернув вокруг нее спиралью ремень, без особой надежды на успех попытались добыть огонь.

Никто из нас никогда прежде этого не пробовал делать- просто о таком способе где-то читали, кажется, еще в детстве, — и потому удивились несказанно, обрадовались, когда из-под палки вдруг повалил довольно густой сизый дым.

В одно из мгновений мне показалось, что полыхнул даже крошечный язычок алого пламени, и я вскрикнул от радости, но ребята его не видели, и вскоре я сам уже сомневался, был огонь в тот самый первый наш день, или мне показалось…

Два часа бесплодных попыток почти вконец обессилели нас. Мы стали думать о пище.

В густой траве, неподалеку от зеленого дома, Толя нашел несколько стрел дикого лука. Съели по одному стеблю — больше не смогли. Потом много пили. Этот жесткий, невкусный лук и вода были пашей единственной пищей за день. Впрочем, если говорить откровенно, есть в тот день особенно не хотелось: наверное, потому, что мы очень устали.

Володя первым полез укладываться. В доме лежали вещи, которые мы сбросили с себя, пока добывали огонь, и он долго копался, отыскивая в темноте свою рубашку, И вдруг вскрикнул: "Ах, черт! Мышь! Спряталась у меня в рубашке!"

Мышей здесь видимо-невидимо: настоящее мышиное царство. Они совсем не боятся нас и постоянно снуют под ногами. Впрочем, и мы и они стараемся вести себя дружелюбно. Как-никак, они здесь хозяева.

Лежали мы в темноте долго, невольно вслушиваясь в шорох ветвей над головой, в шорох вокруг — мышиное племя занималось своими делами. А рядом всего метрах в 50–60 от зеленого дома — тихая бухта, соленые воды…

Качались в прозрачной воде синие и красные звезды, топорщат темные иглы морские ежи… Тихо, лениво плещет волна, пришедшая невесть откуда — из бесконечной дали океана, — иссякшая и усталая от дальней дороги… Мы одни здесь. Кажется, эта тишина царит не только над нами, над островом. Она царит над всей Землей.

НАДО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ…

Если мы успели этой ночью поспать хоть один час, хорошо. Было жутко холодно: в зеленом доме, помимо нас, хотел найти пристанище и влажный, холодный ветер, дующий с моря.

Я безуспешно растягивал свой пиджачок, пытаясь прикрыть им ноги и голову одновременно. А больше было нечем накрыться. Тогда, потеряв терпение, я сунул ноги в рукава и застегнул пиджак на все пуговицы. Если бы у нас был фонарь, я бы показал своим товарищам новый вариант Рассеянного с улицы Бассейной.

На завтрак — несколько глотков родниковой воды. Странно, но есть по-прежнему не хотелось. Впрочем, наверное, мы убедили в этом себя: какой смысл в том, чтобы желать невозможного?

Мы часто смотрели на море и изредка видели идущие мима суда — в день один или два корабля появлялись на горизонте. Они были чуть больше точки и так же, оставшись точкой, исчезали за гранью небес и моря. Маленькие острова всегда лежат в стороне от пути больших кораблей…

Мы решили предпринять экспедицию вдоль побережья и забраться, если получится, немного в глубь нашего острова. Сидя на месте, вряд ли добудешь еду.

Мы шли уже час или более по пустому раскаленному берегу, когда Пищулин остановился и удивленно сказал:

— Смотрите, собака плывет…

Я посмотрел в ту сторону, куда он указывал, и увидел: действительно прямо к нам по морю плыла собака. Но мне показалось, что это труп, гонимый ветром и волной- так неподвижно лежала она на воде. Поэтому я сказал:

-. По-моему, это дохлая собака.

Коваленко пригляделся и заявил убежденно: — Нет, это живая собака. Она здесь живет.

Я посмотрел внимательнее, увидел плотно сжатые ноздри собаки и пристально смотрящие на нас глаза. Потом ноздри вдруг округлились, глаза раскрылись еще шире, наполнившись темным сиянием агата, и я узнал нерпу. Мы никогда прежде ее не видели.

Она оказалась премилым и прелюбопытнейшим существом: ныряла возле нас более часа, медленно приближалась, словно ее влекло неодолимое любопытство узнать, кто мы такие и как здесь появились. Ныряла Катька (так мы ее тут же назвали), как дельфин, а плыла под водой, извиваясь всем телом, подобно змее. Мы хорошо видели в абсолютно прозрачной воде ее гладкое тело с пятнистой спиной.

Однажды нерпа подплыла так близко к берегу, что нас разделяло всего метра 3–4, не более. Мне казалось иногда, что вот-вот она вылезет и уляжется на песке рядом с нами. Но Катька оказалась существом более строгих нравов.