Паранойя. Почему он? (СИ)

-Прости! Я… я не знаю, что на меня нашло я … сейчас вызову такси и… и этого больше никогда не повториться! Я обещаю, я тебя никогда больше не побеспокою! - заканчиваю срывающимся от слёз голосом и подскочив со стула, рвусь прочь. Плевать, что в халате и без денег, только бы подальше отсюда, подальше от него. Но не успеваю сделать и шагу, как Долгов хватает меня за отворот халата, отчего он трещит по швам и с силой впечатывает в стол. Кружка с грохотом падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки, ошпаривая ноги, но я не чувствую боли, ничего не чувствую от шока и ужаса, когда он нависает надо мной, сверля диким взглядом, продолжая удерживать за халат, который теперь вообще ничего не скрывает, разъехавшись в стороны.

- Не побеспокоишь, значит, – выплевывает он зло. – Ты что, Насть, вообще ни черта не понимаешь?

Я и правда не понимаю. Ни черта не понимаю и не соображаю! Смотрю, как дура и задыхаюсь от того, что почти голая лежу под ним на столе.

-Ты меня не просто беспокоишь, паскуда такая. Ты во мне сидишь, как зараза лютая. Я забыл, как жить без мыслей о тебе, - припечатывает он, обжигая горячим дыханием, выбивая у меня почву из-под ног. – Каждый, бл*дь, день начинается с тебя и тобой же заканчивается. Везде ты, в каждой… ты… Я заеб*лся! С ума схожу по тебе. Держусь изо всех сил подальше, а ты мне тут «не побеспокою»! Настя, я влюбился в тебя, как пацан, понимаешь ты это или нет?! – чуть ли не орет он мне в лицо, и не дожидаясь ответа скользит губами по моей шее, вызывая у меня сумасшедшую дрожь, шок, эйфорию и еще шквал каких-то совершенно неописуемых эмоций.

Я цепляюсь за его мускулистые плечи, лихорадочно скольжу ладонями по груди, спине, зарываюсь пальцами в волосы, вдыхаю его запах и меня ведет, как пьяную. Мне вдруг становится окончательно на всё плевать: на Ларису, на Олю, на разницу в возрасте, на то, что это будет мой первый раз и что он, похоже, случиться на столе, за которым будет обедать его семья. Я ни о чём и ни о ком больше не хочу думать, кроме нас. В это мгновение в мире существуем только я и он, и я готова выжать из этого по максимуму.

-Серёжа, - всхлипываю, когда он резко усаживает меня на стол и раздвинув мои ноги, устраивается между ними. От соприкосновения с его эрекцией, меня словно электрическим разрядом прошибает, внизу живота всё сладко сжимается, и становится влажным. Откинувшись, подставляюсь под его жалящие поцелуи, лихорадочно шаря по его телу. Я тороплюсь, сбиваюсь, не зная, за что хвататься первым делом, ибо, что как говорится, дорвалась и хочу всего и сразу. Но Серёжа не позволяет, перехватывает мои руки и заведя мне за спину удерживает одной рукой, другой - обхватывает моё лицо и замирает, вглядываясь в мои горящие, пьяные глаза.

-У тебя сейчас последняя возможность сказать мне «нет», -предупреждает он тихо, пожирая меня таким же горящим, шальным взглядом. -Потом не проси…

-Не попрошу, - перебиваю хриплым шёпотом, подаваясь к нему, выдыхая прямо в губы. – Хочу быть твоей.

Глава 12

«Наверное, в нас живет демон разрушения, всегда хочется переворошить огонь. Это лишь ускоряет конец.»

К. Макколоу «Поющие в терновнике»

«Хочу быть твоей»…

Когда я последний раз слышал что-то столь же пафосное? Кажется, лет двадцать назад, а может, и никогда вовсе. Все мои женщины до Настьки выражали свои чувства как-то приземленно что ли, да и выдай одна из них нечто подобное, я бы наверняка поржал. Однако в исполнении моей девочки даже самая заезженная хрень звучит так, что меня до дрожи пробирает, как законченного меломана, чудом попавшего на концерт в Альберт-холл.[1] И смеяться уже совсем не хочется, разве что только над самим собой, умудрившимся в сороковник влюбиться в малолетку, которая вместо «трахни меня» говорит «хочу быть твоей».

Перекатываю на языке эту высокопарную дичь, и дурею, словно пацан, которому подогнали заветную, железную дорогу PIKO производства ГДР, а не х*еву тучу проблем. По-хорошему надо было, конечно, отступить, не мучить, но у меня сил не хватало. Да и где их было взять, если я вдруг понял, что она - та самая, за которую и убить, и сдохнуть не жалко?

Зойка права, я поехавший, великовозрастный придурок. На кой, спрашивается, мне весь этот головняк? А с ней не то, что головняк, с ней полный п*здец на мою голову. Но смотрю на неё, и понимаю, что пох*й.

Выкручусь: отвоюю, выгрызу, вырву. Плевать мне, что ей всего восемнадцать, что она подруга моей дочери и падчерица этой продажной шкуры - на всё плевать! Прежде всего, она - моя, а потом уже всё остальное.