Парашюты на деревьях

Мы перешли железку и заночевали там. На рассвете действительно слышны были стрельба и шум голосов в той стороне, где мы оставили свою недожаренную косулю. Вскоре солдаты перевалили через железную дорогу и оказались на нашей стороне. Нам пришлось уходить подальше. Несколько суток было очень неспокойно, мы уклонялись от преследователей, старались не обнаружить себя.

Словом, возвратились на старое место только на третьи сутки. Очень опасались, что на месте может быть засада, если только обнаружили след убитой косули. Собакам ведь не составит труда найти по запаху спрятанную нами свежину — мы ее завернули в кусок брезента и зарыли.

Оказалось все нетронутым, но мясо уже пропахло и побелело от личинок. Не удалось полакомиться дичью и нашим друзьям за каналом. У них тоже было беспокойно. Мельников несколько дней носил мясо, не теряя надежды поджарить, пока не испортилось.

Беззвучку до поры до времени запрятали. Таскать ее с собой было несподручно.

Выполняя задание «Центра», группа продолжала беспрерывно следить за движением вражеских эшелонов, автоколонн на шоссейной и железнодорожной магистралях Кенигсберг — Тильзит, одновременно вела разведку укреплений на широком участке между Тильзитом и заливом Курышес Гаф. Это немного южнее реки Неман.

ХУТОР У МОРЯ

Неман. Родная, дорогая сердцу река. На ее берегу однажды остановились мы после тяжелого ночного перехода. Сколько дорогих воспоминаний вызвала она. Тихо сверкает прозрачная, как кристалл, вода. Далеко на востоке, южнее родного Минска, у лесной деревеньки с поэтическим названием Верхнеман, он берет свое начало, течет, переливается между развесистыми вербами, сосновыми борами, молодыми березняками, гонит свои воды, набирая силу и размах, сюда, к Балтийскому морю. Сколько раз судьба разведчика гоняла меня за годы войны тропами Принемонья. Там, в верховьях Немана, свои люди открывали двери как родному сыну, обогревали, кормили, берегли во время короткого сна.

И вот судьба вновь забросила на берег Немана, туда, где он отдает свои воды Балтийскому морю.

Отклонившись в сторону от устья Немана, мы направились за продуктами на хутор, который присмотрели еще засветло. Он стоял на самом берегу залива Курышес Гаф. Подходили, растянувшись цепью, оставив радисток и Юзика ждать нас в условленном месте. Собака еще издали услышала чужих и залилась лаем.

Ее прикончил из беззвучки Иван Овчаров. Когда мы открыли калитку и вошли во двор, откуда-то сверху прогремел выстрел, затем второй, третий… Выстрелы раздавались с интервалами — явно подавался сигнал тревоги. Мы бросились вперед и прижались к углам дома. Что делать? Отходить? Пуля может быть послана в спину. Как назло, из-за облаков выплыл месяц, стало довольно светло. И нужно же такому случиться в самый опасный момент! Неужто отходить с пустыми руками, без продуктов. Внезапно за домом раздалась автоматная очередь — стрелял кто-то из наших, мы научились безошибочно понимать это по звуку…

— Отходи! — подал команду Шпаков.

Пригнувшись, он бросился к калитке и дальше — туда, где под деревьями залегли Мельников и Юшкевич. Вслед за ним побежал и я с Целиковым.

— Где Овчаров? — спросил Шпаков, осмотревшись, что нет его одного. — Он же зашел во двор вместе с нами.

Почти в этот же момент услышали его голос:

— Спокойно, я здесь, — он не спеша выходил со двора, волоча за собой винтовку. — Готов фриц — вот его оружие.

Иван Черный заметил, что стрелял кто-то из чердачного окна. Он притаился за углом и начал ждать, когда стрелок высунется. А высунуться должен был обязательно — такова психология. Так оно и случилось. Когда фриц на мгновение высунул голову, чтобы взглянуть, что делается во дворе, Овчаров, держа автомат наготове, нажал на спусковой крючок. Вслед за автоматной очередью упала на бетон винтовка.

— Идем! — первым устремился к дому Мельников. — Все равно подняли тревогу: прихватим чего-нибудь…

Дверь нам не открыли, пришлось ее выломать. В одной из комнат в кроватях были старик со старухой.

— Только не убивайте нас, — дрожащим голосом молил хозяин.

— Что заслужишь, то и получишь, — ответил ему на это Мельников.

Он стянул одеяло и перевернул подушку, чтобы убедиться, не спрятано ли там оружие. На мансарде нашли и убитого сигнальщика. В одном нижнем белье, бородатый, но не старый, в самой силе мужчина так и застыл, перевесившись на подоконнике. На вешалке висел мундир морского офицера, на нем — погоны майора, железный и рыцарский кресты с дубовыми венками, а также кортик на ремне. Наше внимание привлекли и фотографии на стене. На них мы узнали метко сбитого Овчаровым хозяина в морской форме на фоне кораблей. На одной он был изображен на мостике подводной лодки. Я снял с вешалки кортик, достал его из ножен — готическим шрифтом на нем была выгравирована дарственная надпись Гитлера за верную службу.

— Хлопцы, сюда! — позвал Мельников. — Смотрите, братцы, что здесь делается, — столько курива зря пропадает…