Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

Часть IV Там, где заканчивается врач, начинается философ

Глава I У каждого врача есть своя философия

Стремлюсь ли я к созданию новой философии?

Да, скажу я, тысячу раз – да!

(VIII, 118)

Философ Джордано Бруно, читавший одно время лекции в Виттенбергском университете, называет нескольких ученых, которые, по его собственному признанию, кардинально повлияли на формирование его мышления. Это Альберт Великий, Николай Кузанский, Николай Коперник и Парацельс. 12-ю годами позже, 17 февраля 1600 года, спустя почти 2000 лет со смерти Сократа, Бруно был сожжен в Риме. Конец его жизни, полной исканий, странствий и приключений, напоминает нам о Мигеле Сервете, также пострадавшем в Женеве за свои убеждения. Почтительные отзывы знаменитого расстриги-доминиканца о Гогенгейме говорят о влиянии последнего на жаждущие знания умы того времени. Авторитетные авторы учебников по истории философии в течение многих лет с большой неохотой и обязательными оговорками соглашались видеть в Парацельсе представителя проповедуемого ими предмета. Известные работы, написанные в век Просвещения, из которых можно назвать сочинения Якоба Брукнера (1742) и Иоганна Георга Вальха (1775), причисляют его к так называемым теософам, которые «не прислушиваются к зову разума» и поэтому «не могут быть названы философами» [365] . Еще Фридрих Георг Вильгельм Гегель видел в нем «варвара», принадлежащего к тому сорту людей, которые «воспринимают духовные сущности чувственным образом». «Глубина души», которой характеризуется творчество Якоба Беме, не была свойственна Гогенгейму, в котором, по слову Зеппа Доманди, преобладали «насилие», «грубая чувственность» и «чудовищная варварская сила».

Этим негативным оценкам, собранным Зеппом Домандлом в книге «Парацельс – этап немецкой философии» (1990), противостоят восторженные отзывы романтически настроенных мыслителей: Франца фон Баадера, Игнаца Пауля Виталя Трокслера и Артура Шопенгауэра. Всех их отличали и сближали с Гогенгеймом оригинальность, чувствительность, понимание состояния страждущей души и духовная солидарность, незнакомые Гегелю и другим влиятельным умам Нового времени. В галерее философов-аутсайдеров, не получивших должной оценки от потомков, не последнее место занимает известный поэт Генрих Гейне, затрагивавший в своих глубокомысленных стихах острые проблемы немецкой цивилизации. Ее ярким представителем и был Гогенгейм, этот «натурфилософ в высшем значении этого слова» [366] . Примечательно, что в новом «Словаре по истории философии» имя Гогенгейма не просто упоминается на полях, но занимает почетное место в ключевых статьях, посвященных архею, первичной материи, матрице и т. д. Нищий доктор Теофраст неожиданно получает титул мыслителя и автора, наложившего отпечаток на целую эпоху. Создается впечатление, что если о роли Парацельса в истории медицины и естественных наук сегодня говорится сравнительно мало, то в сфере философии и теологии его имя упоминается как никогда часто. Именно в этом ключе написаны многие заметные публикации последних лет. [367]

Не стоит и говорить о том, что в словарных статьях, посвященных разбору конкретного понятия или определенной темы, философское наследие Гогенгейма представлено в достаточно усеченном виде. Читая отдельные выдержки и экстракты из сочинений Парацельса, иллюстрирующие ту или иную грань его мировоззрения, невозможно проникнуть в суть философского существования вечного странника. При таком подходе даже от самого проницательного взгляда ускользает, что основой философских размышлений врача была его медицинская практика. В некоторых местах рассуждения Гогенгейма касаются общих, принципиальных вопросов и предельно взвешены, в ряде пассажей они выглядят по-детски беспечно, а порой, как в случае с новым изданием клятвы Гиппократа, просто несамостоятельны. Текст обновленной клятвы может служить примером наивного, практически ориентированного философствования, больше соответствующего примитивному уровню семи мудрецов древности, чем высокой рефлексии «Никомаховой этики» Аристотеля:

...