По сравнению с оригинальным текстом клятвы Гиппократа бросается в глаза, что ius iurandum Гогенгейма написан автором в состоянии внутреннего и внешнего борения. Вместо пунктов о солидарности врачей, хранении профессиональной тайны, четком запрещении абортов и эвтаназии, Гогенгейм пишет о необходимости совершенствовать врачебное искусство и любви к ближнему. Фраза о недоверии к аптекарям выглядит не столь уж неожиданно, если мы вспомним запущенность и неразбериху в базельских аптеках, над улучшением работы которых усердно трудился Гогенгейм. Интересны замечания о социальном долге врача, его обязанностях по отношению к женщинам, осторожном обращении с детьми и указания на необходимость примирения ссорящихся супругов для проведения лечения в стабильной семейной атмосфере. Нежелание «практиковать свое искусство во Франции и Богемии» и упоминания о невыплаченном гонораре служат отражением личного опыта составителя клятвы и в этом смысле являются препятствием для универсального использования этой присяги. Нельзя не отметить, что, вопреки данному им зароку, Гогенгейм впоследствии не раз бывал в Чехии, причем именно как врач, а не праздный путешественник. Ребристость, тенденциозность, субъективность и полемическая острота парацельсовского варианта клятвы Гиппократа не позволили ей превратиться в догматизированный текст.
Рассматриваемый как источник по истории медицинской этики ius iurandum Гогенгейма может стать хорошей основой для широкой дискуссии. Клятва Гогенгейма служит ярким примером этического обобщения единичного опыта. Она иллюстрирует нам господствующую парадигму того времени, когда практический ум в соединении с личным опытом выводил мыслителя и практика на более высокую ступень спекулятивного этического обобщения. Следует отметить, что многие этические проекты современности несут на себе очень похожий отпечаток.
Мы не должны забывать, что в парацельсистской медицине к врачу предъявлялись очень высокие требования, которые касались уровня его профессионализма и особенностей его характера. Так, Парацельс считал безбрачие идеальным состоянием врача, поскольку тот должен был полностью посвящать себя своему искусству и отдавать все силы на борьбу с болезнями. Гогенгейм, так же как и Гиппократ, придает большое значение личному участию врача в судьбе больного. И тот и другой считают, что врач должен в первую очередь действовать по совести (V, 424). Врач должен всегда оставаться «трезвым, внимательным, мягкосердечным, целомудренным и не гордиться похвальными отзывами со стороны окружающих». Он должен «думать о больном больше, чем о себе, и ценить свое искусство больше, чем деньги» (V, 423). Не последнее место у Гогенгейма занимает и научная этика. По его мнению, врач, следуя принципу гармонии макро– и микрокосма, «должен знать больше всех» и непрестанно стремиться к умножению своих знаний о природе и человеке. «Тот, кто проник в тайны неба и земли, узнал и человека в его целостности. А тот, кто узнал человека, по праву может считаться врачом», – писал Гогенгейм (IV, 454). Роберт Генри Блазер, размышляя над этими строками, писал: «Его (Гогенгейма) медицинская этика проникнута идеей совершенного врача. Для Парацельса совершенным врачом является тот, кто обладает мощной теоретической базой и одновременно имеет за плечами богатейший практический опыт. Движимый жаждой познания, такой человек с каждым днем преумножает свои знания и тем самым повышает уровень профессионализма. Год от года багаж приобретенных им знаний увеличивается, что делает его незаменимым врачом и специалистом своего дела» [369] .