Паразиты

Мария уже встала из-за стола и танцевала с тем мужчиной. Но Найэл не видел их среди других пар. И вдруг он почувствовал, что Фрида, которая в те далекие годы была так добра к нему на Concours Hippique, - его друг и союзник.

Он вспомнил, как в тот день она купила ему пачку миндального печенья, а когда ему захотелось в туалет, он не постеснялся сказать ей об этом. Она отнеслась к его сообщению как к самому обычному делу. Даже странно как долго помнишь подобные вещи - годы и годы.

- Больше всего на свете я люблю музыку, но играть не умею, - сказал он, - играть по-настоящему, как мне бы хотелось. И не ту чепуху, какую сейчас исполняет оркестр. Но только такие ритмы и приходят мне в голову. А это ужасно. Просто ужасно.

- Почему ужасно? - спросила Фрида.

- Потому что это не то, чего я хочу, - ответил Найэл. - У меня в голове масса звуков, но они никак не выходят наружу. Вернее, выходят, но складываются только в глупые танцевальные мелодии.

- По-моему, это не имеет значения, - сказала Фрида, - была бы мелодия хороша.

- Но это такая ерунда, - сказал Найэл, - кому охота сочинять танцевальные мелодии?

- Многие пожертвовали бы глазом за такое умение, - возразила Фрида.

- Ну и пусть, - сказал Найэл. - Могут взять мои.

Фрида продолжала курить через длинный мундштук, и ее глаза смотрели доброжелательно. Найэл чувствовал, что она понимает.

- По правде говоря, меня весь вечер сводит с ума одна мелодия. Мне нужен рояль, но где его взять, ведь банкет закончится только ночью. Не могу же я выставить вон того малого в оркестре.

Найэл рассмеялся. Какое смешное признание. Но Фрида, казалось, вовсе не сочла его признание смешным. Напротив, приняла как нечто вполне естественное, как в свое время его желание пойти в уборную или то, как будучи еще совсем маленьким мальчиком, он съел целую пачку миндального печенья.

- Когда эта мелодия пришла к тебе в голову? - спросила она.

- Я бродил по Пиккадилли, - ответил Найэл. - Слишком переживал за Марию, чтобы смотреть спектакль. И вдруг она пришла - мелодия: ну, знаете... снег, фонари, рекламные огни. Я вспомнил Париж, фонтан на Place de la Concorde.

Не то, чтобы они подсказали мелодию... Не знаю, не могу объяснить.

Некоторое время Фрида молчала. Официант поставил перед ней креманку с мороженым, но она жестом отказалась. Найэл пожалел о ее поспешности. Он бы сам съел мороженое.

- Ты помнишь, как танцевала твоя мать? - неожиданно спросила Фрида.

- Да, конечно, - ответил Найэл.

- Помнишь танец нищей девушки под снегом? Огни в окнах дома. Ее следы на снегу... руки движутся в такт падающим снежинкам?

Найэл смотрел прямо перед собой. Казалось в его голове что-то щелкнуло. Нищенка под снегом...

- Она пыталась дотянуться руками до света в окне, - медленно проговорил он. - Пыталась дотянуться до света, но была слишком слаба, слишком устала, а снег все падал и падал. Я совсем забыл этот танец. Мама очень редко исполняла его. Кажется, я видел его только один раз в жизни.

Фрида закурила следующую сигарету и вставила ее в длинный мундштук.

- Тебе только казалось, что ты забыл. На самом деле это не так, сказала она. - Дело в том, что музыку для танца нищей девушки написал твой отец. Это единственная вещь, которую он сочинил.

- Мой отец?

- Да. Думаю именно поэтому твоя мать так редко исполняла ее. Это очень запутанная история. Никто толком не знает, что произошло. Твоя мать никогда не рассказывала об этом даже друзьям. Но суть не в том. А в том, что ты композитор, хоть и не сознаешь этого. Мне безразлично, что рождается в твоей голове - польки или детские песенки. Я бы хотела услышать твою мелодию, услышать, как ты играешь ее на рояле.

- Почему вам это интересно? Почему вас это волнует?

- Я была большим другом твоей матери и очень привязана к твоему отцу. В конце концов, я и сама не плохо играю.

Она повернулась к Найэлу и рассмеялась. Он почувствовал, что под воротничком у него становится горячо. Какой ужас. Он совсем забыл. Ну конечно же, она играла на рояле и пела в кабаре; возможно, и до сих пор поет.

Ему следовало бы знать. А он помнил только Concour Hippique и пачку миндального печенья.

- Мне жаль, - сказал он, - мне ужасно жаль.

- Чего? Единственное, о чем я жалею, так это о том, что завтра тебе надо возвращаться в школу и я не услышу твою мелодию. Ты не можешь зайти ко мне домой утром перед отъездом? Фоли-стрит, дом номер семнадцать.

- Мой поезд отходит в девять часов.

- А я через два дня уезжаю в Париж. Ну что ж, ничего не поделаешь. Когда закончишь школу, мы что-нибудь придумаем. Расскажи мне обо всем. Старушка Труда еще жива?

С ней было так легко разговаривать, легче чем с кем бы то ни было, и Найэл пожалел, когда она встала и попрощалась с ним.

На противоположном конце стола все громко смеялись и шумели. Папа постепенно пьянел.