Паразиты

- Не вижу ничего неловкого, - сказал Папа. - Такие вещи очень важны с медицинской точки зрения. Я смотрю на Фриду как смотрел бы на преподавателя Оксфорда, Кембриджа или Гейдельберга*. Она знает свое дело.

И он принялся вспоминать годы знакомства с Фридой, дойдя до тысяча девятьсот двенадцатого, тысяча девятьсот девятого.

Когда они прибыли в гостиницу, портье сообщил им, что мисс Делейни приехала, распаковала вещи и ушла, не сказав куда. Ушла полчаса назад. Джентльмен тоже ушел. Наверху в номере-люкс - Папа путешествовал лишь в тех случаях, когда ему удавалось снять номер-люкс - они обнаружили полнейший беспорядок. Все кровати измяты и на них - вещи Марии. Полотенца раскиданы, тальк просыпан.

- Отвратительно, - сказал Папа. - Совсем как австрийская горничная. Селия стала лихорадочно приводить комнату в порядок. Мария уже не была вся в отца.

- Они, к тому же, и пили, - сказал Папа, обследуя стакан для полосканья рта. - Судя по запаху, коньяк. Никогда не подозревал, что моя дочь пьет.

- Она не пьет, - возразила Селия, поправляя Папину постель. - Только оранжад. Иногда после премьеры выпьет шампанского.

- Тогда это, должно быть, Найэл, - сказал Папа. - Некто (и кто, как не Найэл) наливал коньяк в мой стакан для полосканья. Я покажу Фриде. Фрида несет ответственность.

И он до краев налил себе коньяка в свой стакан для полосканья.

- Выйди пока я переоденусь, дорогая, - сказал Папа. - Если Мария намерена превратить наш номер в публичный дом, то она ответит за это, когда вернется. Я положу конец ее выступлениям в роли Мари Роз. Впрочем, я пошлю Барри телеграмму.

Он стал искать в шкафу свой вечерний костюм, швыряя на пол все, что попадалось под руку.

Селия пошла к себе переодеться. К подушке была приколота записка "Увидимся в кабаре. Мы обедаем в городе". Ящик туалетного столика Селии был выдвинут, из него исчезла ее вечерняя сумочка. Наверное, Мария забыла привезти свою и поэтому взяла сумочку Селии. Заодно она взяла и серьги. Новые, те, что Папа купил Селии в Милане. Селия начала переодеваться с тяжелым сердцем. Она чувствовала, что вечер не сулит ничего хорошего...

Найэл и Мария сидели бок о бок на речном трамвайчике, который плыл к Сен Клу. Париж, прекрасная призрачная дымка, остался позади. Они сидели на верхней палубе и ели вишни, бросая косточки на головы пассажиров. Поверх вечернего платья Мария накинула пиджак Найэла из верблюжей шерсти. Платье было зеленого цвета и яшмовые серьги Селии безупречно подходили к нему.

- Дело в том, - сказала Мария, - что мы должны никогда не расставаться.

- Мы никогда и не расставались, - сказал Найэл.

- А сейчас? - спросила Мария. - Ты в Париже, я в Лондоне. Это ужасно. Для меня это невыносимо. Именно поэтому я так несчастна.

- Разве ты несчастна?

- Очень.

Она выплюнула вишневую косточку на лысину пожилого француза. Тот посмотрел наверх, готовый разразиться проклятиями, но, увидев Марию, улыбнулся и поклонился ей. Затем он огляделся в поисках лестницы на верхнюю палубу.

- Я так одинока, - сказала Мария. - Меня никто не смешит.

- Через несколько недель тебе будет не до смеха, - заметил Найэл. - У тебя начнутся репетиции.

Пароходик, пыхтя, плыл по извилистой реке, обрамленной погруженными в тень деревьями. На набережные опустились сумерки. В воздухе витали шумы и запахи Парижа.

- Давай уедем, - сказал Найэл. - Вот так, все бросим и уедем.

- И куда же мы могли бы уехать?

- Мы могли бы уехать в Мексику.

Они держали друг друга за руки и смотрели поверх реки на деревья.

- Шляпы с остроконечными тульями... - сказала Мария, - не думаю, что мне нравятся мексиканские шляпы.

- Тебе и не нужна шляпа. Только туфли из особой кожи с запахом.

- Ни ты, ни я не умеем ездить верхом, - сказала Мария. - А в Мексике обязательно надо уметь ездить верхом. Мулы. И все вокруг стреляют.

Она смяла бумажный пакетик из под вишни и бросила его в реку.

- Дело в том, - сказала она, - что я вовсе не уверена, хочу я уехать или нет.

- Дело в том, - сказал Найэл, - что я предпочел бы жить на маяке.

- Почему на маяке?

- Ну, на мельнице. В хмелесущилке. Или на барже.

Мария вздохнула и прислонилась к плечу Найэла.

- Надо смотреть фактам в лицо: мы никогда не будем вместе, - сказал Найэл.

- Мы могли бы быть вместе... иногда, - сказала Мария, - время от времени. До Сен Клу еще далеко?

- Не знаю. Почему ты об этом спрашиваешь?

- Так, любопытно. Мы должны успеть... кабаре, Фрида, твои песни.

Найэл рассмеялся и обнял Марию.

- Видишь ли, - сказал он, - для тебя побег - своего рода игра, представление. А Сен-Клу - все равно, что Мексика, только ближе.

- Мы могли бы сделать из этого символ... - сказала Мария. - Нечто такое, к чему мы всегда стремимся и чего никогда не обретаем. Нечто такое, что всегда остается вне пределов досягаемости. Кажется есть одно стихотворение, которое начинается словами: "О Господи - Монреаль!"* Мы можем сказать: "О Господи - Сен Клу!"

Повеяло холодом. Мария застегнула пиджак на все пуговицы.