Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор

И мы их таки нашли — с такой легкостью, что описание поиска, наверное, прозвучит разочаровывающе. Нашли мы их назавтра в Британском музее с помощью Робина Джекли. Мы отправились туда поездом, Барбару с ребятишками наказав встретить на станции вечером. Машину решили не брать: было бы нелепо рисковать всем на теперешней стадии. Хотя осторожность оказалась излишней: вмешательства не было. Джекли мы объяснили, что ищем «черепки Целано», на которые есть ссылка в рукописи Войнича. Его так взволновала новость о переводе рукописи, что наш рассказ он принял без вопросов и повел нас к Дэвиду Хольцеру, который в отсутствие доктора Чалмерса заведовал каталогами Южноамериканской коллекции. Хольцер, молодой человек с грудью борца, лицом бульдога и глазами фанатика, с энтузиазмом взялся за поиск. Карольи, который тоже там находился, вносил прекрасные замечания. Он, например, удачно припомнил, что «черепки Целано» упоминались у Людвига Принна в его «De vermis misteriis» (я всегда считал эту книгу выдумкой Лавкрафта), тайно напечатанной в 1611 году, за год до казни Принна по обвинению в колдовстве.

Достаточно много обещающего материала складировалось в подвале здания в Малет Плэйс, за музеем. Размещенный в убежище, являющемся фактически частью Лондонского университета, этот отдел был лабораторией по реставрации предметов старины, а его первый этаж и подвал использовались под хранилище. Вот именно там мы и нашли две большущих обрешетки материала майя, никак не пронумерованного, а одна обрешетка была даже и не вскрыта (хотя находилась здесь с 1938 года). Мы с Хольцером, Карольи и Литтлуэем два часа (с одиннадцати утра до часу) потратили на исследование этого невероятного богатства материала. Карольи с Хольцером, должно быть, удивлял наш любопытный метод изучения. Если один из нас находил предмет, претендующий по виду на период до К’толо, мы становились рядом и тщательно его осматривали. А затем, положив предмет и отдалившись от него (чтобы избежать «помех»), начинали как бы неслышно о чем-то перешептываться; на самом деле это мы фокусировали образ предмета. Затем, пока один из нас держал образ, другой его обследовал, давая своему уму прощупать его вглубь. Нам отводилось мало времени на такого рода действия: рядом с любопытством посматривали двое посторонних, и выводы надо было делать с максимальной быстротой. Но в каждом случае мы оказывались перед той же проблемой, что и с фигуркой: ее создавали и пользовались ею жрецы, не представлявшие толком, что происходило во время «Ночи Чудовищ».

В час дня Хольцер посмотрел на часы и намекнул, что пора бы сходить пообедать. Литтлуэй тут же отреагировал, что мы за завтраком наелись до отвала и лучше бы продолжали поиск. Хольцера одолевало сомнение: в конце концов, мы же могли ненароком сломать какой-нибудь бесценный экспонат. Сомнения разрешил Карольи, сказав с долей укоризны:

— Вы же понимаете, что перед вами двое крупнейших в мире специалистов по майя!

Так нас двоих оставили в окружении стружек, ломаных горшков и полуистлевших наконечников стрел. И тут, уже ближе ко дну обрешетки, я наткнулся на то, что мы искали. На ярлычке к предмету имелась надпись: «Церемониальная чаша (?)». Сомнение понятно. Это был цилиндр из атакамита, меднистого минерала необычайной красоты с перистыми темно-зелеными и синими кристаллами, около фута в ширину и девяти дюймов в высоту. Бока были гладкими, отшлифованными, словно лед, но по окружности цилиндр опоясывали глубокие кольца. Верхушка была вогнута в виде плоского блюдца около пяти дюймов в диаметре. Глядеться в него было довольно странно, поскольку минерал мерцал и мягко светился. Хотя прежде я ничего подобного не видел, назначение предмета было мне известно. Это был эквивалент хрустального шара ясновидца. Блюдце наполнялось ключевой водой и ставилось в помещении, где нет ни дуновения ветерка, но сверху падает солнечный свет (храмы Му не имели куполов). И тогда световодный перистый кристалл становился гипнотическим, и в глубине его появлялись видения.

Уяснил я и еще нечто, от чего перехватило дыхание, — смесь благоговения и ужаса. Сосуд принадлежал самому Великому К’толо. Даже сейчас, спустя четыре миллиона лет, его вибрации улавливались безошибочно. Несмотря на блокирование, его сущность выступала очень четко. Я бы сказал, его личность

выделялась очень четко.

Литтлуэй стоял ко мне спиной, но какая-то психическая связь подсказала ему, что я нашел то, что мы искали. Он повернулся и посмотрел на синий цилиндр. Если не изучать пристально, предмет смотрелся, в общем-то, заурядно. Но от него исходила вибрация неимоверной мощи. И это едва ли удивительно. К’толо был величайшим из всех когда-либо существовавших людей; он ближе всех из числа живущих подошел к тому, чтобы зваться богом. Он был великим, исконным магом прадревности. Все прочие легенды о великих волшебниках — смутные припоминания о К’толо.