Пардес

Мы получили книги – тяжелые, грозные книги, внушившие мне одновременно восхищение и тревогу, – убрали их в свои шкафчики, после чего нас отправили фотографироваться. Я напряженно улыбался, чувствуя на себе взгляды, мысленно аплодировал своему решению не надевать сегодня зеленую рубашку, наблюдал, как Ноах и Оливер по очереди занимают место перед камерой. (“Посмотри на себя, Ари! – воскликнула Ребекка, разглядывая мой снимок на фотоаппарате; к моему смущению, ее крик привлек внимание – наверное, она этого и добивалась. – Ты такой фотогеничный, кто бы мог подумать! Ямочки на щеках! Ямочка на подбородке! А какая улыбка! Да ты у нас неограненный алмаз!”) Потом всю нашу параллель – сто четыре ученика, в три с лишним раза больше моего класса в Бруклине – повели в актовый зал, огромный, величественный, с бархатными креслами и жужжащими лампами; там уже собрались остальные учащиеся. Девочек усадили справа, мальчиков слева, хотя мехицу[90] между нами не ставили. Я последовал за Ноахом на задний ряд.

На сцене стоял осанистый мужчина с редкой бородой, аккуратно расчесанными седыми волосами и суровым, но добрым лицом. Невысокий, очень худой, он вытирал нос разноцветным платком – красно-бело-сине-зелено-желто-черным, в цветах южноафриканского флага.

– Это рабби Фельдман, – сказал мне Ноах. – Заведующий кафедрой иудаики. Он из Кейптауна. Малость строгий, но в целом хороший мужик.

Рабби Фельдман дождался, пока все рассядутся и замолчат. Передний ряд подозрительно пустовал.

– Харрис, – выкрикнул он с резким акцентом; для такого тщедушного телосложения голос у него был на диво выразительный, – пожалуйста, собери свой ряд и переходите вперед.

Я тут же встал (просьба показалась мне невинной) и увидел, что остальные поднимаются ворча и неохотно. Оливер, сидящий слева от Ноаха, отпустил еле слышное замечание.

Рабби Фельдман поднял брови:

– Прошу прощения, Беллоу?

– Извините меня, рабби, – ответил Оливер. – Пожалуйста, не думайте, что я не скучал по вам.

По нашему ряду пробежали смешки. Рабби Фельдман, пряча усмешку, вежливо попросил Оливера замолчать.

Мы перебрались на первый ряд и сели в считаных футах от рабби Фельдмана. Я заметил, что Джемма и прочие девушки перешептываются, покосился на сияющую, оживленную Софию, сидящую между Ребеккой и Реми.

Рабби Фельдман откашлялся и вновь улыбнулся.

– Добро пожаловать. Рад видеть, что вы полны энтузиазма. – Он насмешливо взглянул на Оливера, который нахально показал ему большие пальцы. – Школа с нетерпением ждет начала нового учебного года, и мы уверены, – он небрежно обвел рукой зал, – что у нас выдающийся выпускной класс. Мы счастливы, что у нас такие ученики; совместными усилиями мы добьемся успеха в этом году.

Распахнулась задняя дверь. Вызывающе насвистывая, вошел Эван. Все дружно обернулись к нему. Кое-кто из младших даже вскочил на ноги, словно приветствуя раввина. Я заметил, что София отвернулась и с блуждающей улыбкой посмотрела на Ребекку.

– Вот так сюрприз. – Рабби Фельдман вздохнул в микрофон. – Мистер Старк, как хорошо, что вы к нам присоединились.

Эван подчеркнуто неторопливо прошел по ряду, не обращая внимания на сотни любопытных глаз.

– Я бы хотел объявить во всеуслышание, рабби, что лето явно пошло вам на пользу, – ответил Эван. – Вы стали такой… поджарый. Вам помогла палеодиета, о которой я говорил?

Рабби Фельдман выдержал его взгляд и, к моему удивлению, фыркнул от смеха.

– Вы не думайте, я еще долго буду казнить себя за то, что рассмеялся. А девятиклассникам советую не подражать… скажем так, отваге этого молодого человека. Он подает плохой пример. Его последователи так легко не отделаются.

В зале засмеялись. Эван же, из-за которого и поднялась суматоха, уселся позади нас на втором ряду.

– Черт подери, – Ноах повернулся к Эвану, – этому все с рук сходит.

– На чем я остановился? Ах да, раз уж вы все такие приличные молодые люди, совсем взрослые, – рабби Фельдман закатил глаза, – мы рассчитываем, что вы будете вести себя хорошо и относиться к школе с тем же уважением, какого ждете к себе. Прошлогодние выпускники были замечательные…

– Жалкие идиоты, – прошептал Оливер Ноаху. – Они хоть что-нибудь отмочили?

– …и мы ожидаем такой же ответственности и содействия от наших будущих выпускников. – Он продолжал в том же духе: чтобы учебный год прошел гладко, между учениками и преподавателями должно быть взаимное уважение, они должны вместе развиваться, обогащаться познаниями и в светских науках, и в иудаике. Закончив, он попросил нас встать и поприветствовать рабби Блума, нашего директора.

– Наш главный, – прошептал Ноах. – Он тебе понравится. Самый умный человек на свете.

Директор был высокий, худой, сутулый, лет шестидесяти, не больше. Лицом смахивал на эльфа, волосы у него были седые, стального оттенка, взгляд пристальный; он обвел взглядом зал.

– Леди и джентльмены, – негромко и вдумчиво произнес он, словно обращался лично к каждому, – девятиклассники и двенадцатиклассники, десятиклассники и одиннадцатиклассники, добро пожаловать домой.