Парейдолия (СИ)

-- Прощайте, профессор. Спасибо, и прошу простить нас, ещё раз. Может быть, когда-нибудь увидимся, но уже при более мирных обстоятельствах.

Уже оказавшись в дверном проёме, Луговской чуть замешкавшись, остановился и произнёс:

-- А знаете что, Горчаков? Вот я всё же никак не пойму один момент: вот какое дело Вселенной до наших мелких передряг на этой жалкой планете, и почему, в таком случае, даже если Ряба докопался до её секретов, она услужливо предоставляет озабоченному исключительно своим мелким болотом наблюдателю какое-то грязное бельё человечества? Почему на этих фотографиях не проявляются рождение галактик, тайны тёмной материи, устройства чёрных дыр или секреты эволюции? Почему всегда коррупция, убийства, блядство? Или, почему не являет хотя бы что-нибудь символическое, в виде какой-нибудь непонятной нам странной мозаики или математических узоров? Так нет же, она говорит с нами на одном языке, в виде символов, букв, рисунков и конкретных персонажей! Откуда такое адресное снисхождение к безволосым обезьянам для матушки-Вселенной, с чего бы? Не понимаю я этого, хоть убейте, и в программном коде этого уж точно не найдёшь. Подумайте на досуге, может, у вас получится найти ответ? А теперь прощайте, Горчаков.

Дверь хлопнула, и Луговской вышел в коридор, оставив одинокого майора застывшего посередине комнаты наедине со своими мыслями.

* * * * *

В парке на Чистых прудах было людно. Переодетый в гражданское Анатолий сидел на лавочке и потягивал безалкогольное пиво неторопливо поглядывая на людскую суету. Присевший рядом Алексеенко закряхтел, поправляя всё ещё перебинтованную руку.

-- Что, как она, лучше хоть? -- безучастно спросил Горчаков.

-- Лучше. Вот, к врачу сейчас бегал, менял слои, говорит, на днях снимут повязки. Почти не болит, но пока тревожить нельзя. Но по всей видимости, рубцы останутся.

-- Эх, Гриша, это подарок тебе на всю жизнь.

 -- Ага, на память. И бедро всё не проходит, синячище там капец, видать серьёзно я на ту ветку напоролся.

-- До свадьбы заживёт.

-- Хех... -- капитан усмехнулся и замолчал. Затем, глядя куда-то вдаль, спросил:

-- Так что значит, правда что ли наш герой на Нобеля тянет?

Горчаков поёжился.

-- Не знаю, Гриша, не знаю... всё со слов профессора. Но в любом случае парень талантлив, несомненно. Я слушал Луговского, пытаясь переварить, то, что он мне сказал... всё это очень странно, если честно. Верить ли -- я не знаю. Все эти гистограммы, суперструны, М-теория, бог весть что. С одной стороны, наша задача просто поймать его и завести дело, но с другой...

-- Что с другой?

-- Кто он. Что он. Знаешь, никогда в моей практике меня так не интересовала личность подозреваемого, как сейчас.

-- А как меня-то.

-- Я серьёзно. Вот какие мотивы у него, а? Ведь с такими знаниями действительно мог уже стать новым Эйнштейном в каком-нибудь, в Кембридже преподавать, исследовать, а чем занимается? Ерундой какой-то, опасной, глупой ерундой! И зачем?..

-- Ты же говорил, он в психушке лежал?

-- Ну, много кто лежал, это не объяснение. Тем более не по шизе, а нервный срыв, что-то типа того. Это навряд ли объясняет его поведение. Да и в конце концов, раз копии программ с ним, почему он не уедет из России и гадит от куда-нибудь из-за бугра? Почему он остаётся здесь, продолжая рисковать?

-- Ох, знаешь, Толя, ты себе этих вопросов можешь сотни задавать, и всё же я рекомендую тебе не ломать сейчас голову. Наше дело поймать, а допрос уж всё покажет.

-- Это понятно. Просто ещё раз напоминаю нам же, что имеем дело с человеком, которого надо беречь, как это ни странно звучит.

-- Выходит, что да. Хотя жаль, я бы при встрече с удовольствием пристрелил.

-- У тебя ещё будет кого.

Горчаков встал с лавочки и указал жестом на дорожку. Алексеенко тоже поднялся и они медленно пошли вдоль бульвара. Снующие дети, кричащие подростки, целующиеся парочки, прибухнувшие мужички и неспешные старушки огибали потоком медленно идущих сотрудников ФСБ, словно пытаясь их закружить, увлечь вместе с собой, вырвав из пут старых, застоявшихся мыслей.

-- А знаешь что, Толя. -- сказал капитан. -- Если всё, что говорил профессор правда, быть нашему пациенту на службе... у нас.

Горчаков шёл молча сжав зубы и сосредоточенно глядел вперёд.

-- А что ты думаешь, его ожидает? Посадить, вот так вот, как всех, это вряд ли. А Ватутич да генеральный уж точно такую рыбу не отпустят, самим пригодится. Эй, чего молчишь? Разве не согласен? Такие мозги, да на службе Родины, разве не вариант?

-- Родины, ага... -- еле слышно промолвил Горчаков и продолжал задумчивое движение, пустым взглядом впиваясь в асфальт.

-- Хм, что-то гляжу, ты не рад. Ну да ладно, это уж всё равно не мы решать будем, наше дело маленькое.

Анатолий ничего не сказал, допил бутылку и выкинул в урну.

-- Знаешь, мне домой пора. Устал сегодня.

-- Что-то резко ты. Ну ладно, как хочешь, до завтра.

Горчаков пожал капитану руку и быстрым шагом пошёл в сторону остановки.