Парень без понедельника

– То, что ты говорил, под силу узнать лишь Сатане, и поэтому сейчас, когда его сила покинула тебя, ты ничего и не помнишь. Все те, кого мы убили, они – грешники, на которых указал он. И верующие, и даже атеисты – все радовались их смерти. Это значит, он повел меня так, чтобы я совершил правое дело. И он меня предупредил, чтобы я остерегался Сатаны, который может принимать любой облик. Он может вселиться в любое тело. Он вводит людей в заблуждение, заставляя впадать в нездоровые иллюзии и совершать непотребные, отвратительные дела. Чтобы построить на этой земле Царство Божье, мы должны иметь глаза, способные замечать Сатану. Ты одержим им.

Ко Чжимён схватил Ынсе за волосы. Та отчаянно трясла головой, твердя, что ничего не знает. Она сопротивлялась изо всех сил и даже укусила отца за руку.

– Ты что, совсем свихнулся?! – завопил тот.

Ко Чжимён резко ударил Ынсе, которая противилась ему сильнее обычного, по голове. Та упала на стоявшие на полу ящики от овощей. Картошка, лук и другие овощи выпали и раскатились во все стороны.

Ынсе не могла понять, сколько прошло времени. Когда она пришла в себя, ее ноздри заполнил запах крови. Резкий люминесцентный свет проник под веки. Она открыла глаза.

Вся ванная комната была залита кровью. Там лежал обнаженный женский труп без головы. При виде этого жуткого зрелища Ынсе застонала и резко зажмурила глаза.

– Смотри внимательно, это тело – тело Ким Чжехи, убийство которой ты пытался предотвратить. Ты точно одержим Сатаной. Он проник в твое тело. Очнись, ты, сукин сын!

Ко Чжимён вытряхнул из пакета на пол силиконовый бюстгальтер, лак для ногтей и парик. Это были вещи Ынсе.

– Ты что, рылся в моей сумке?

– Да. Рылся. Что это такое, сукин сын? Ты просто какой-то выродок! Впрочем, сейчас ты – не ты. Тобой управляет Сатана. Но я выбью его из твоего тела.

Ко Чжимён принес из своей комнаты кнут.

– Ааааааа, перестань, папа, перестань!

Ынсе двумя руками закрыла лицо и сильно задрожала. Это был кнут, которым отец бил маму, по его словам, для воспитания. Кнут этот был изготовлен из бычей кожи. Отец говорил, что он сделан словом Бога. Ынсе не знала, что это значит и откуда он его взял, но с тех пор, как они переехали в это место, он не выпускал его из рук.

Отец вытащил Ынсе из ванной и положил животом на обеденный стол на кухне.

Синей клейкой лентой, которой он перевязывал коробки, он примотал Ынсе к столу через спину.

– Я виноват! Прости, пожалуйста!

Ынсе не понимала, в чем ее вина, но все равно умоляла о прощении. Ко Чжимён скомкал полотенце и засунул ей в рот.

Донесся звук удара кнутом.

Затем крик Ынсе.

– Поскольку я это делаю от имени Бога и Библии, у меня нет страха даже размером с песчинку.

Удар.

Крик.

– Не оставляй юноши без наказания[2].

Удар.

Крик.

– Если накажешь его розгою, он не умрет.

Удар.

Крик.

– Ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней.

Звук кнута, ударявшего плоть Ынсе, ее крик и голос отца, который произносил стихи из Библии. Этот монотонный ритм стремительно повторялся. Однако с течением времени из голоса отца потихоньку уходили эмоции, скорость ударов снижалась, и в конце концов в его расфокусированном взгляде появился странный безумный жар. Из-за тихого голоса отца, повторявшего строки из Библии, и его неровного дыхания воздух в комнате прогрелся и стал тяжелым. Примерно в то время, когда речь отца стала совсем медленной, словно заевшая кассета, крики Ынсе также остановились. В тихой комнате, регулярно повторяясь, звучал лишь звук удара кнутом.

Вдруг отец отбросил кнут и взял мобильный.

– Да, алло. Детектив Кан, это я. Ынхёк говорит, что ни разу не разговаривал с тобой. Говорит, не знает, кто ты такой и кто такая Ким Чжехи. Что это, блядь, по-твоему, означает, а?

Дальше Ынсе, видимо, потеряла сознание, потому что больше ничего не помнила.

* * *

Когда Ынсе приняла все воспоминания, головная боль исчезла, словно ее и не было. Значит, после того как пожарные спасли ее, она все время провела в этой больнице. Видимо, пропавшая память все же могла восстановиться, хотя воспоминания из первой петли так и не вернулись. Если решение насчет того, отвечать или нет на мамин звонок, чтобы попасть во временную петлю, она могла принимать сама, то над этими провалами была не властна. Сознание перепрыгивало во времени и пространстве, перескакивая в будущее само по себе.

В субботу в теле Ынсе как бы все время сосуществовало два сознания, две Ынсе, и во времени перескакивала лишь та, что застряла в петле, в то время как оставшаяся вообще ничего про это не знала. В голове у этой, оставшейся Ынсе, была полная путаница, и она могла попасть в беду. В итоге все старания Ынсе из временной петли, пытавшейся исправить то, что уже случилось, оказывались тщетными.