Парень из Колорадо

— Секс. — Стефани подняла левый указательный палец, который олицетворял Парня из Колорадо. — То есть другая женщина, — подняла второй палец. — Денежные проблемы. Я думаю, долг или кража.

— Не забудь еще департамент налогов и сборов, — добавил Дейв. — Люди иногда кидаются в бега, осознав, что в долгу у дяди Сэма.

— Она не знает, какими страшными могут быть налоговики, — ответил ему Винс. — Нельзя ее в этом винить. А кроме того, по словам жены, у Когана никаких проблем с налогами не было. Продолжай, Стеффи, начало хорошее.

Пока она еще не могла поднять требуемое число пальцев, но с третьим уже определилась.

— Стремление начать новую жизнь? — сказала Стефани с сомнением, обращаясь скорее к себе, чем к ним. — Просто… Ну, не знаю… Оборвать прежние связи и начать все заново под другим именем и в другом месте? — И тут же у нее в голове сверкнула еще одна идея. — Безумие? — Она подняла четыре пальца, как и требовалось: секс, деньги, жажда перемен, безумие. С сомнением посмотрела на последние два. — Может, жажда перемен и безумие — одно и то же.

— Может, и так, — ответил Винс. — Наверное, тут можно поспорить, сказав, что безумие включает все дурные привычки, от которых люди пытаются убежать. Такое бегство иногда называют «лечение географией». Думаю, это лечение особо подходит для наркоманов и алкоголиков. Азартные игры — еще одна привычка, которую люди могут попытаться лечить географией, но эту проблему лучше отнести к деньгам.

— У него развилась алкогольная или наркотическая зависимость?

— Арла Коган говорила, что нет, и я уверен, будь иначе — она бы знала. После шестнадцати месяцев раздумий, учитывая, что он умер, думаю, она бы мне сказала.

— Но, Стеффи, — мягко вмешался Дейв, — когда вникаешь во все это, вроде бы понимаешь, что без толики безумия точно не обошлось, правда?

Стефани подумала о Джеймсе Когане, Парне из Колорадо, мертвеце с пляжа Хэммока, который сидел с закрытыми глазами лицом к Тинноку и материку, привалившись спиной к мусорному баку, с куском мяса, застрявшим в горле. Подумала о скрюченных пальцах одной руки, еще державших остаток полуночной трапезы, кусок стейка, безусловно, украденный какой-то голодной чайкой, так что от него остались только пятна жира, к которым прилип песок.

— Да, — кивнула она, — что-то безумное в этом есть. Она знала об этом? Его жена?

Старики переглянулись. Винс вздохнул и потер крыло тощего носа.

— Возможно, но к тому времени Арлу больше заботила собственная жизнь, Стеффи. Ее и сына. Если мужчина вот так исчезает, его женщине приходится ой как нелегко. Арла пошла работать, вернулась на прежнее место в один из банков Боулдера, но, разумеется, не смогла сохранить дом в Нидерленде…

— «Убежище Эрнандо», — пробормотала Стефани, сочувствуя незнакомке.

— Ага, правильно. Она выстояла, не занимая очень много у своих родителей и ничего не беря у его, но потратила большую часть денег, которые они откладывали для маленького Майкла на обучение в колледже. Когда мы увидели ее, я понял, что у нее два желания, одно насущное, а второе… как бы его назвать… духовное? — Он с некоторым сомнением посмотрел на Дейва, а тот пожал плечами и кивнул, как бы говоря, что слово правильное.

Винс продолжил:

— Она хотела избавиться от неведения. Жив он или мертв? Замужем она или вдова? Пора ли отправить надежду на покой или следует еще какое-то время лелеять ее? Может, последнее звучит довольно жестоко, возможно, так оно и есть, но я склонен думать, что после шестнадцати месяцев надежда должна тяжелой ношей давить на плечи, чертовски тяжелой, чтобы таскать ее на себе.

— Что же касается насущного, здесь все просто. Она хотела получить причитающиеся ей деньги от страховой компании. Я знаю, что Арла Коган — не единственный человек в этом мире, ненавидящий страховые компании, но по уровню ненависти я бы поставил ее в списке достаточно высоко. Она, конечно, приспособилась к новой жизни, ты понимаешь, она и Майкл, но теперь они жили в трех— или четырехкомнатной квартире в Боулдере — а это тебе не уютный дом в Нидерленде, — и ей приходилось оставлять ребенка нянькам, не зная, можно ли им полностью доверять, и идти на работу, которая была ей в тягость, ложиться в постель одной, тогда как она привыкла прижиматься к родному человеку, тревожиться из-за счетов, следить за расходом бензина, потому что его стоимость росла даже тогда… и все это время сердцем она знала, что муж мертв, но страховые компании не платят по доводам сердца. Нет тела, не говоря уже о причине смерти, — нет и страхового случая.

— Она продолжала спрашивать меня, смогут ли «эти мерзавцы» — так она их всегда называла — как-то «увильнуть», если заявят, что это самоубийство. Я сказал ей, что мне не доводилось слышать о самоубийце, который сознательно заткнул себе дыхательное горло куском мяса. А потом, когда она формально опознала мужа по посмертной фотографии в присутствии Кэткарта, он сказал ей то же самое. И ее это немного успокоило.