Парень из нашего города

Аркадий. Что там извлечь! Что я, ребенок, что ли! Не знаю… когда… Сережа, скажи ему, чтоб отстал! (Врачу.) Будешь ковырять, а что толку? Отстань, дай три минуты пожить спокойно.

Врач. Аркадий Андреевич, может быть, все-таки…

Аркадий. Ну, жалко вам меня, ну, понимаю, но глупости-то зачем предлагать? Ведь видите сами… Сережа…

Сергей(наклоняясь над ним.) Аркаша, как?

Аркадий. Так. Шляпы. Нашему сделал операцию, стал пленного перевязывать, — так, шляпы, маузер у него взяли, а другой, маленький, в комбинезоне, не заметили. Всадил, — вот прямо когда нагнулся над ним. (Замечает вопросительный взгляд Сергея, обращенный к врачу.) Все, Сережа, все. Ты что его спрашиваешь? Ты меня спроси, я же лучше знаю. Он ординатор, а я профессор.

Пауза.

Везти сюда не хотели, боялись, а я велел. Тебя видеть хотел. Нагнулся над ним… а он… Пристрелили его, так и надо.

Сергей. Аркаша, ты не дури, слышишь! (Врачу.) Ну, что вы стоите! Сделайте же что-нибудь.

Врач за спиной Аркадия делает безнадежный жест.

Аркадий. Ничего он не может. Я только по дороге, что не доеду, боялся. А сейчас… Почему опять голову опустили? Поднимите.

Сергей поднимает его за плечи.

Сторожить не буду… удерешь теперь, да?

Пауза.

Что молчишь? Знаю… удерешь… Письмо прочел?

Сергей. Прочел.

Аркадий. Изорви. Пусть не знает, а то еще хуже. Изорви, слышишь?

Сергей. Слышу.

Аркадий. Нагнулся к нему, а он… Ты их…

Долгое молчание.

(Почти шепотом.) Это хорошо, что бреда у меня нет. Повыше… Выше… (Запрокидывает голову.)

Сергей медленно опускает его на носилки. Врач и санитары снимают фуражки. Долгое молчание. Сергей, встав, рукавом стирает с глаз слезы, оглядывается на врача и санитаров.

Врач. Я скажу начальнику, что родным вы напишете.

Сергей. Напишу.

Санитары поднимают носилки и молча уходят вместе с врачом.

(Механически, не замечая их ухода, повторяет.) Напишу. Напишу. А что я им напишу?

Входит Сафонов.

Сафонов. Ну, как, был обход, товарищ майор?

Сергей. Был.

Сафонов. Хирург-то вас не задержит?

Сергей. Теперь не задержит. (Смотрит себе на ноги.) Сапог у вас нет каких-нибудь?

Сафонов. Есть, только старые, ношеные, они вам просторны будут.

Сергей. Вот и хорошо. (Поднимает палку и, прихрамывая, идет вслед за Сафоновым.) Разобьем их, Сафонов?

Сафонов. А то как же, непременно разобьем, товарищ майор!

Сергей(угрюмо). Разобьем их! Чтоб и праху от них не осталось! Чтоб в урнах домой везти нечего было!

Занавес

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Вечер следующего дня. Степь. Наполовину зарытая в землю машина — «эмка». В глубине палатка. За сценой женский голос поет последние слова какой-то арии. Аплодисменты. На заднем плане видны фигуры расходящихся после концерта бойцов. Входят Севастьянов и Гулиашвилн.

Севастьянов. Что же ей говорить?

Гулиашвили. То же самое, дорогой: вызвали к командующему, уехал па три дня. И коротко, и на правду похоже.

Севастьянов. Не поверит.

Гулиашвили. Хорошее известие будет — правду скажем, а пока нельзя.

Севастьянов. Когда Сафонова послали?

Гулиашвили. Вчера в девять. Два дня. Не знаю, что и думать, дорогой. Хорошо думать — не могу. Плохо думать — не хочу.

Севастьянов. Боюсь, проболтается кто-нибудь.

Гулиашвили. Если я не проболтаюсь, никто не проболтается.

Входит лейтенант.

Лейтенант. Товарищ капитан, артисты в палатке, ужинают. Какие будут приказания?

Гулиашвили. Сейчас покушают, потом спать лягут. Утром в машину посадим, на другое место повезем. Куда им завтра?

Лейтенант. В политотдел.

Гулиашвили. В политотдел свезем. Пойдем посмотрим, как кушают. (Направляются к выходу.)

Навстречу идет Варя.

Куда? А кушать?

Варя. Я не хочу, я потом…

Гулиашвили. Нельзя потом. Сейчас вернусь — уговорю.

Лейтенант и Гулиашвили уходят.