Парень с большим именем

Вглубь забираются одни лишь «робинзоны». Робинзонами в Корытцеве называют мальчишек. В других местах для них придумано много всяких имен: огольцы, пацаны, орлы, а вот в Корытцеве по всем поводам, и в похвалу и в упрек, называют их робинзонами. Повелось это потому, что у корытцевских мальчишек любимая игра — «в робинзона». И повелось давно, даже позабыто когда. Отцы и деды теперешних мальчишек тоже «робинзонили», когда сами были мальчишками.

Среди робинзонов многие были знаменитыми. До сих пор живут о них всякие рассказы. Например, дед Матвей, умерший прошлой осенью, жил, говорят, в одном шалаше с медведем. Матвей жил в нем летом, а медведь — зимой; под конец медведь, дикий, лесной медведь, ходил к Матвею в гости.

Один из робинзонов стал известным летчиком. У него вся грудь в орденах; свободным осталось только местечко для Золотой Звезды Героя Советского Союза. Другой стал знаменитым снайпером, о нем передавали по радио.

Самый заядлый из корытцевских робинзонов теперь — шестнадцатилетний Михайло Кружков.

А недавно этот самый Михайло из робинзона превратился в «Архимеда».

Началась эта новая история месяца два назад. Над Подмосковьем промчался злой ураган. Когда он утих и люди вышли из домов, они сначала не узнали своих мест. Многие дома оказались без крыш. Телеграфные столбы лежали поперек железной дороги. Порванные провода вились змеями. Целые рощи пали, как трава под косой. Огромными черными щитами стояли пласты земли, поднятые корнями поверженных деревьев.

Не устоял против урагана и корытцевский лес. В его сплошном зеленом море зияли пустоты и провалы. Бурелом и ветровал лежали в диком беспорядке, в несколько этажей, как лапша в чугуне.

Весь день в деревне только и было разговоров, что про ураган.

— Экая силища!.. Как нас вместе со всем живьем не сбросило в овраг!..

Вечером без всякого зова народ собрался в колхозном правлении.

— Если уж пришли, то давайте открывать собрание, — сказала председатель колхоза тетка Арина, мать робинзона Михайлы.

— О чем толковать будем? — спросил кривой Кузьма, шагая к председательскому столу. Он любил поговорить и на собраниях всегда первым брал слово.

— Про лес, про бурелом. Не оставлять же в овраге гнить. Золото ведь, чистое золото… И лежит рядом… А нам лесишко нужен. Видели, сколько крыш поснимало? Да и новое надо строить. Овчарня совсем сопрела, картофелехранилище тесно…

— Верно, Арина, все верно. Много чего не хватает у нас до полного колхозного рая. И что лес — золото, тоже верно. Только вы одни говорите про этот лес, а я потом приду. — Кузьма потуже запахнул свой рыжий армяк, поглубже натянул серую заячью шапку и круто повернулся к двери.

— Чего вдруг рассердился? Постой! — сказала Арина.

Кузьма отозвался:

— Не рассердился, а трепать языком попусту не люблю.

— Это ты-то не любишь? — сказал кто-то из угла, где сидели девушки, и там засмеялись.

Арине не хотелось отпускать Кузьму, он хоть и болтлив, но порой говорил и дельное. И Арина сказала:

— Идите-ка, девки, садитесь поближе. Не хочет Кузьма знаться с нами, попробуем без него жить.

И Арина приосанилась, спустила с головы на плечи вязаный белый кроличий платок. Стала решительная, уверенная. Кузьма испугался, что упрямые бабы вдруг да обойдутся без него. Он полуобернулся к Арине и сказал:

— И золото, и рядышком лежит, а мимо пройдешь. Не хочешь, чтоб сгнил, можешь спалить, а золу на поля.

— Я хочу лес поднять, а не золу, — задорно сказала Арина.

— Не такие, как ты, хотели. А много ли подняли? Всё, как и прежде, около лесишка бродим.

— Я думаю, трактором.

— Вот на это благословляю. Трактором не пробовали. Может, что и выйдет.

Решили сначала все-таки попробовать возить лес лошадьми; если не пойдет, тогда уж обратиться в МТС за трактором.

* * *

Арина приказала сыну Михайле, который был младшим колхозным конюхом, подкормить лошадей, починить сбрую. Потом бригада из десяти человек с тремя конями принялась за работу. Очистили дерево потоньше, погрузили на передки и впрягли лошадей.

— Трогай! — скомандовал Кузьма.

Лошади натянули постромки и тут же сдали назад. Тогда над лошадьми взвились кнуты, вся бригада ухватилась за постромки помогать и кричала в один голос:

— Пошли, пошли!

Дерево двинулось, но метров через пять, где подъем был круче, остановилось.

— Передохнем! — сказал Кузьма.

Люди отпустили постромки. Дерево будто поджидало этого и поперло вниз.

— Держи! — истошно закричал Кузьма.

Люди схватились за постромки. Но разошедшееся дерево волокло вниз и коней и всю бригаду.

— Колеса, держи колеса! — надрывался Кузьма. — Да не хватай за спицы! Руки оборвет! Подкладывай под колеса!

Сам Кузьма суетился с вожжами, чтобы колеса не закрутили их и не задушили коней. Девушки беспомощно оглядывались, не находя, что можно подложить под колеса. И быть бы всей бригаде на дне оврага, если б дерево не наткнулось на пень.

Люди отпыхивались, вытирали пот, ворчали:

— Вот, дьявол, уродилось!