Паренек из Уайтчепела

Проснувшись одной из первых миссис Вилсон, экономка инспектора Ридли, чудом нащупав очки, перепуганная, вскочила с постели, следом за ней поднялась единственная служанка, Абигейл Джонсон, – вдвоем, встретившись в коридоре, они отперли дверь и воззрились на виновника ночного переполоха: большого детину в полицейской форме. Его плечи заслоняли собой всю ширину дверного проема…

– Мистер Дрискоул, праведный боже, что за шум вы устроили?! – возмутилась миссис Вилсон, отойдя от первого шока. – Решили в гроб нас свести? Что происходит?

– Мне нужен инспектор, – без экивоков ответил мужчина и, оттеснив плечом экономку, вошел в дом.

Тот как раз спускался по лестнице, подсвечивая дорогу свечой. И в ее бледно-желтом, призрачном свете лицо его утопало в глубоких тенях, придававших ему мрачное выражение.

– Что случилось, Дрискоул? – раздался его строгий голос. – Неужели дело не терпит хотя бы до завтрака?

– Боюсь, нет, сэр, дело серьезное. – Констебль понизил голос, чтобы его не услышали женщины. – Ограбление дома на Беркли-сквер. Снова «призраки»… Да только не все так просто, инспектор: очевидцы слышали выстрелы и позвали патрульного. – И после многозначительной паузы: – Беднягу после посещения дома трясет не по-детски. Полагаю, вы сами поймете причину, когда побываете там…

Ридли молча посмотрел на констебля, обдумывая услышанное, потом кинул поспешное: «Дай мне минуту» и поднялся по лестнице.

Констебль Дрискоул, оставшись дожидаться его, привалился к стене и провел по лицу раскрытой ладонью... Казалось, пытался стереть усталость и потрясение. Даже он, привычный ко многому, был поражен увиденным в доме на Беркли-сквер…

Уже в полицейском кэбе по дороге к месту происшествия Ридли поинтересовался:

– Чей дом в этот раз?

– Сэра Уильяма Каннинга, сэр. Он член палаты лордов и является пайщиком железнодорожной компании.

Ридли сжал зубы: с такими труднее всего иметь дело – они свято уверены в своем классовом превосходстве и редко идут на добровольное сотрудничество.

А Дрискоул продолжал:

– Надо заметить, инспектор, что Каннингов этой ночью не было в доме: светский сезон закончен, и они всем семейством отбыли в загородное имение в Сассексе. Полагаю, прознав об этом, «Призраки» и наметили этот налёт.

Ридли спросил:

– Кто, в таком случае, находился в доме?

– Двое, сэр. Дворецкий и горничная. Кухарке и двум другим девушкам дали два дня выходных: если верить дворецкому, привычная практика после отъезда хозяев и генеральной уборки в доме. Ничего необычного, если подумать...

– И? – глянул на констебля инспектор.

– И ничего, сэр, – пожал тот плечами. – Оба – и дворецкий, и горничная – спали у себя наверху... Они проснулись, когда послышались выстрелы, но, перепуганные, оставались сидеть в своих комнатах, пока выстрелы не прекратились. После этого дворецкий спустился и... увидел произошедшее, сэр. Явившийся в дом констебль застал его в сильнейшем волнении... горничную пришлось силой приводить в чувства. У неё случилась истерика!

– Другими словами, показать по делу им нечего?

– Нечего, сэр. Они, как и прочие, слышали выстрелы. Шесть выстрелов, если быть точным, но что именно там случилось, ни один из них не видал. Да, – добавил Дрискоул, – горничная из соседнего дома, маявшаяся бессонницей, как она говорит, сразу же выглянула в окно, но никого ни входящего, ни выходящего из дома напротив не видела.

– Уверены, что это именно «Призраки»? – спросил Ридли.

– Без сомнения, сэр. При них нашли корабельную краску, который те оставляли свой фирменный знак... – Кадык его дёрнулся: – В данном случае не пригодившуюся.

Поведение констебля Дрискоула весьма Ридли интриговало: обычно спокойный, невозмутимый, сейчас он чуть ли не прядал ушами, как пугливая лошадь.

Что случилось на Беркли-сквер? Инспектор выглянул в ночь, продолжая думать о череде ограблений, захлестнувших Лондон в последние несколько месяцев. Из-за своей неуловимости, банду, совершавшую их, прозвали в народе «Призраками»: из тьмы вышедшие – во тьму возвратившиеся. Некоторые даже действительно верили, что те были настоящими призраками, не упокоенными душами, явившимися досаждать богатеньким снобам с Мейфейра, и сами преступники тщательно поддерживали эту легенду. Например, рисовали некие каббалистические символы на стенах ограбленных ими домов. Сами по себе эти каракули не значили ничего – Ридли привлекал к делу раввина из еврейского квартала – зато сеяли страх и немалый.

И теперь, значит, вот как…

Еще издали Ридли заметил освещенный в ночи особняк и констеблей, тенями мелькавших на тротуаре и в окнах дома. Кэб остановился у входа, и они с Дрискоулом вошли внутрь…

– Осторожней, инспектор! – предупредил шефа констебль, но опоздал на долю секунды: под ботинком инспектора чавкнула вязкая лужа.

В нос ударил всколыхнувшийся запах застоявшейся крови, тягуче-сладкий, железистый, он, казалось, пропитал само нутро дома. И теперь сделался ярче и злее… Он как будто нашептывал: «Здесь случилось убийство. Здесь пролилась чья-то кровь! Здесь, в самых темных углах, притаились мрачные тени коварного умысла…»