Паргоронские байки. Том 6

Ну а затем… ладно, не будем раздувать интригу. Все знают, что собой представляет Энзирис сейчас. Его земная жизнь была фантастически бурной, фантастически насыщенной и фантастически кровопролитной. Он не знал любви и не завел семьи – война заменила ему все радости и стала самоцелью.

А когда умер Кневит… Энзирис стал идеальным кандидатом на замену. Свободные потоки ба-хионь должны были куда-то поступать, им требовалось устье – и прямо здесь был могучий титан-полубог, который убил бога войны.

Дальнейшее было ожидаемо.

Многие боги рождаются спокойно и бесшумно. Как Грандида, вылезшая из котла, или Солара с Гласитаридой, которые просто осознали себя. Мир духов все равно озаряется возмущением психической активности, но смертные его обычно не замечают. Чувствуют это только волшебники, да и то не все.

Но с Энзирисом все прошло не так. Он богородился громко, с фанфарами и массой трупов. Рев гипердвигателей и ядерные взрывы окаймили появление нового бога войны. А он своим первым помыслом утопил в разрушительном огне флот федератов, милостиво даровав победу тем, на чьей стороне сражался при жизни.

Они, кстати, стали потом его первой паствой.

Теперь в руках Энзириса оказалось божественное могущество, а его жребий обрел законченность. Он вдруг понял, что достиг того самого, к чему изначально и стремились титаны.

Отныне он мог заниматься всем тем же, чем занимался при жизни… только больше и лучше. Не быть просто каким-то наемником, который носится в поисках битв по разным мирам.

Он сам стал воплощением войны.

А это значило, что он мог участвовать сразу в куче войн одновременно. Незримо или даже зримо присутствовать везде, где летят головы и льется кровь.

Энзирису не требовалось раздувать новые войны. Смертные и бессмертные прекрасно справляются с этим сами. Война – неотъемлемый аспект бытия, и, как у любого значимого явления, у него должно быть свое воплощение, должно быть свое божество.

Энзирис абсолютно точно не стал добрым богом. Война не бывает доброй. Энзирис нес смерть всем своим существом. Он воплощался в мече, что вонзается в плоть, воплощался в пуле, что летит сквозь раскаленный воздух. Он был ржанием коней и грохотом пушек, он вздымал каменный топор и нажимал большую красную кнопку. В каждом сражении он бушевал в самой гуще, крошил направо и налево всех, кто подворачивался.

Он не смотрел на лица, не заглядывал в души. Меч войны безжалостен. Падает и сильный, и слабый, и повинный, и невинный. Победа может ждать как великого героя, так и ничтожество. Как справедливого правителя, так и тирана. Как праведника, так и подонка.

Война – это смерть, а смерть – великий уравнитель.

Поначалу Энзирис был в упоении. Однако он очень быстро осознал, что теперь его личное участие в битвах похоже на какую-то игру, в которой невозможно проиграть. Ему и в бытность титаном нелегко было находить достойных противников – а у бога их не оказалось совсем.

Рубить направо и налево смертных?.. Это не сражение, это избиение. Энзирис не получал радости от убийств как таковых. Без риска сражения утратили остроту, стали пресными.

Он все равно наслаждался, находясь в самом пекле и наблюдая войну вокруг себя. Мир бурлил, мир клокотал – и мир жил. Но всего за пару десятилетий такого бытия оно приелось Энзирису – и он стал искать того, с кем можно сразиться, не чувствуя себя великаном, пинающим карлика.

Именно эти поиски и привели Энзириса на божественную ассамблею.

Началось с того, что он встретил другого бога. В очередном мире закончилась очередная битва, и Энзирис удовлетворенно разглядывал ее итоги. Особенно ему понравился воитель Аа’Дзин’Ии, и он решил благословить его на судьбу, полную войн и сражений.

Не побед в них, нет.

- Теперь я понимаю, почему тебя прозвали Жестокосердным, - раздался негромкий глас. – За что ты его проклинаешь? Парень просто хочет вернуться к семье.

- Его семьи нет, - ответил Энзирис. – Он этого не знает, но от его родной деревни осталось только пепелище. Теперь он либо сгинет в безвестности, оплакивая семью, либо вступит на тропу ненависти и мщения. Последнее больше порадует меня, потому что он либо умрет внутри, узнав о судьбе родных, либо продолжит жить в агонии и ярости.

Бог войны повернулся к голосу. Стоящий перед ним скрестил руки на груди, окинул Энзириса пытливым взором и молвил:

- Почему тебя прозвали Кроваво-Красным, я теперь тоже понимаю.

Энзирис рассмеялся. Да, он весь перемазался в крови. Поле битвы стало его плащом, и трупы были в нем вместо подбоя, и воронье кружило лавровым венком. Тысячи пали сегодня, и каждого убил Энзирис, и он же в каждом погиб.

- Слухи о тебе разошлись широко, Энзирис, - произнес другой бог. – Я давно хотел на тебя посмотреть.

- А я все гадал, когда ты меня отыщешь, - усмехнулся Энзирис. – Ты же Космодан, верно? Сальванский бог пространства?

- Истинно так. Я представляю здесь Двадцать Одного Сальвана. Нас было Двадцать Два, но гибель Кневита пробила брешь в нашем единстве. Ты получил его ба-хионь, и мы предлагаем тебе…