– Твои узнали правду про меня? – аккуратно интересуюсь закуривая. Смотрю как дым устремляется в приоткрытую форточку. Мне не нужно видеть её лицо, я будто "слышу" его выражение. Не понимаю, как такое возможно, тем не менее...
Сейчас Вера наверняка кусает губы, а у меня перед глазами темнеет от желания в них впиться. Крепко, до боли, как вчера ночью, когда меня остановили её пьяные слёзы, и желание подмять под себя очередной трофей резко переплавилось в потребность о ней заботиться.
– Скорее узнали правду про меня.
– Зато теперь ты свободна жить так, как тебе хочется, – говорю со всей необходимой ей сейчас уверенностью. – Тоже мне проблема. Прорвёмся. Лучше расскажи, какого хрена ты подорвалась в такую рань?
– Ты жутко ворочаешься.
В голосе бледная улыбка. Уже лучше.
– И ты решила отомстить мне, гремя посудой?
– Я решила, что сытым ты более приветливый.
Вера не ошиблась, только этим утром мой идеальный завтрак – она сама. Моё тело горит от нетерпения скорее вдавить её в жёсткий матрас. Видимо мозг, восприняв похмелье, как угрозу жизни, в срочном порядке врубил инстинкт размножения.
– Сейчас мне поможет только пара сотен таблеток аспирина, – вру, небрежно зачёсывая пальцами волосы со лба.
Она стоит за спиной, чего-то мнётся. Я задерживаю дыхание, Вера наоборот – резко выдыхает и скрещивает руки на моём животе, доверчиво вжимаясь щекой в правую лопатку, отчего в подреберье отдаёт слабый укол стыда за похабные мыслишки.
– Мась, прости за то, что подбросила часы. Я не имела никакого права так поступать.
– Брось. Я тебе даже благодарен, – хмыкаю, едва сдерживая полный страданий стон. Проклятый организм рвётся в бой, намереваясь срочно заняться воспроизведением потомства, даже невзирая на дикую слабость. Я хочу её. Хочу постоянно, а в моменты, когда неприступная ледышка становится такой податливой, моё желание переходит в ранг помешательства. – Ты, Вера, сама себя на блюдечке предложила. Признайся, если б не чувство вины, хрена бы ты плясала под мою дудку.
– У тебя всегда всё так просто?
Ответить мне не даёт громкий хлопок входной двери. Проходной двор, а не комната.
– Лихо, паршивец, ну и куда ты пропал? – капризно тянет знакомый до оскомины голосок. Господи, за что?! Почему сейчас?! Так звучит самый бездарный косяк в моей жизни. Ещё никогда эффектная обёртка не была столь далека от содержания. – Договорился о встрече и выключил телефон. Нет, ну нормально, а?
– Соня, я не перезвонил тебе месяц назад! – кривлюсь, как от удара в печень. Дыхание разом тяжелеет пресыщенное сладостью фруктовых духов, которые с бодуна отдают какой-то стойкой брендовой гнилью. Меня начинает подташнивать в разы интенсивнее. – Ты б ещё год спустя припёрлась. Мой косяк давно пора списать за сроком давности. Обстоятельства изменились.
– Неужели? – скептично улыбается Сонино отражение в окне.
– Представь себе. Разве не видно – я при смерти.
– Не видно. Придумай что-нибудь весомее.
– Женюсь, – зажмурившись выплевываю страшное ругательство. – Всё – галстук, кольца, Мендельсон. Куда весомее?
Вера, вздрогнув, осторожно расцепляет руки, а я, отвлёкшись на необходимость побороть рвотный позыв, немного не успеваю перехватить её кисти. Как всё не вовремя.
– Не впадай в крайности, ревнивец. Я летала с папой в Париж. Всего-то забыла предупредить. Зато теперь я вся твоя. Избавься скорее от своей подстилки безродной. Я соскучилась.
Сплошные "я", в этом вся Соня.
Глава 30
Это я что ли безродная?!
– Ты ничего не путаешь? – разворачиваюсь лицом к охамевшей гостье Матвея, и дальнейшая тирада, призванная сравнять нахалку с тонким слоем пыли у плинтуса, вся разом отправляется в воображаемую мусорную корзину.
Каждая мелочь, от снисходительной дымки в васильковых глазах, до превосходства, застывшего на самом краю меланхоличной усмешки, буквально кричит о безупречной родословной молоденькой брюнетки.
– На чём мы там в прошлый раз становились, Лихо?.. Ты хотел опробовать скарфинг*. Хорошо, я согласна, – мурлычет она, царственно глядя на Матвея будто бы сквозь меня. И пока я в лёгкой прострации пытаюсь понять о чём идёт речь, попутно соскрёбывая с пола свою самооценку, соблазнительно стягивает повязанный вокруг шеи шарфик.
Эффектное шоу сопровождается спонтанным желанием плеснуть ей в лицо кипятком, подстёгнутое потяжелевшим дыханием Лиховского. Ему, чёрт возьми, это нравится! А как иначе? Вошла ж она как-то – значит, есть ключ. Значит не в первый раз. И обычно находчивый Матвей слишком явно завис. Онемел он там что ли?
Тело за секунду словно вывернуло наизнанку и схлопнуло обратно, отчего теперь между рёбер дрожит всё что только может дрожать. Эмоции такой мощи раздирают меня впервые, подстёгивая собрать назад напрасно выложенные вещи. Хватит уже испытаний. Навязалась спьяну, пора и честь знать.
– Тебе здесь делать нечего, – звучит за спиной эхом колючих мыслей, но при попытке отойти Лихо снова пытается перехватить мою кисть. Извернувшись, упрямо отступаю к столу. – Вера!