— Скоро увидишь, — оставляем мотоцикл на парковке, и я увлекаю Покровскую на закрытую территорию.
Проходя мимо всё ещё вонючего и не почищенного пруда нашариваю её руку. Не из романтических соображений, просто я впервые приехал сюда не один, а это волнительно. Мои пальцы ободряюще стискивают в ответ. Поняла.
Медсестра у стойки информации тоже удивлена тому, что я с сопровождением. За полтора года даже отец ни разу сюда не приезжал, решая все финансовые и юридические вопросы электронно.
— Глеб Викторович, — она растерянно косится на Прашу. — Вы раньше обычного.
Ну да. Я был тут всего-то на прошлой неделе, в день рождения. Поехал с утра, как только вышвырнул из квартиры обиженную и ноющую Дарину.
— Как она?
— Стабильно. Без изменений. Недавно принимала лекарства, так что сейчас отдыхает.
— Мы ненадолго.
— Хорошо, — медсестра зажимает между плечом и ухом трубку стационарного телефона, быстро набирая код вызова. — Эдя, к Веронике Воронцовой пришли гости.
Не проходит и пары минут, когда появляется медбрат со связкой ключей и, уважительно кивнув в знак приветствия, сразу идёт вглубь коридора, минуя запертые металлические двери с сеткой на матовых вставках. За которыми снова шебуршатся, воют и стонут. По позвоночнику привычно пробегает ледяная змейка. Никогда не привыкну к этим стенаниям. И запаху лекарств. Отвратительное место.
Тормозим возле нужной палаты. Щёлкает засов и нас выпускают внутрь. Пальцы Мальвины стискивают меня сильнее, ногтями впиваясь в кожу. Она тоже нервничает. И тоже ищет поддержки. Большим пальцем глажу её по тыльной стороне ладони. Всё, на что я сейчас способен.
— Не бойся, — успокаиваю её, первым переступая порог и ныряя в слабо освещённое помещение.
Светло, свежо, но всё равно депрессирующе. И это несмотря на евроремонт и старательно созданный по меркам безопасности уют. Любой каприз за ваши деньги. Включая дорогое постельное бельё на стандартной передвижной койке со свисающими над полом ремнями, напоминающими дохлых змеек. Жутко. Страшнее только, когда они идут в ход.
В удобном мягком кресле, частично повёрнутом спинкой ко входу, сидит женщина и безучастно смтрит встроенный с стену телевизор. Густые тёмные волосы, убранные в аккуратную причёску, потеряли блеск от нехватки солнечных лучей. Кожа тоже приобрела сероватый оттенок от частого пребывания взаперти и лекарств. Лицо осунулось, ключицы провалились, руки исхудали. Зато пижама шёлковая, от модного дизайнера.
— Я подожду снаружи, — Эдя прикрывает за нами дверь, но за вставкой в двери без труда поглядывает его силуэт.
Медленно приближаемся к креслу. Женщина отвлекается от просмотра старого советского мультфильма и поворачивается на шум, посмотрев точно на меня. Мне всегда говорили, что у меня её глаза.
— Здравствуй, мама.
Мальвина
Мама? Это его мама? А я думала, она…
Меня накрывают нехорошие мурашки. Они никуда не уходили с момента, как мы вошли в здание, но сейчас прям совсем жутко становится. И если честно, хочется убежать. Однако я лишь сильнее впиваюсь ногтями в ладонь Глеба, обещая оставить ему кровавые бороздки.
— Сынок, — на бледном, но когда-то, наверняка, красивом лице загорается осознание. — Это ты.
— Да, я, — голос Воронцова дрожит. — Как себя чувствуешь?
— Устала. И хочу на улицу. Но меня не пускают.
— Прогулка будет после ужина. Если не испортится погода.
Никогда, никогда ещё я не слышала и не видела столько робости в нём. Это поразительно. Словно рядом со мной стоит совершенно другой человек. Тот, о котором я не имею ни малейшего представления. И никто, наверное.
— Они так и сказали, — женщина заторможено замечает меня, и я буквально чувствую, как шевелятся волосы сзади на затылке. Глаза. У них одинаковые глаза. Даже взгляд один. — Ты привёл с собой подругу, сынок?
— Эта Мал… Это Прасковья, мама, — смущённо исправляется Глеб. — Мы… мы учимся вместе.
— Приятно познакомиться, Прасковья.
— Э-э-э… здрасте… — неуверенно машу я ей. Уровень неловкости — зашкаливающий.
— Здравствуй, — обо мне быстро забывают и переключаются обратно на сына. — Сынок, почему не пришла Настя?
Настя?
— Она… — запинается тот. — Она не смогла. Она навестит тебя позже.
— Я хочу пройтись с ней по торговому центру, прикупить обновок к лету. Как думаешь, врачи разрешат мне ненадолго выйти в город?
— Не знаю, мама… Я спрошу.
Красивая улыбка расцветает на лице женщины.
— А вы поедете с нами? — ой, снова вспоминают обо мне. — Мальчишкам нечего делать в магазинах. Они не умеют наслаждаться процессом.
— Я-я… — испуганно смотрю на Глеба, ища подсказки. Что мне отвечать? Как реагировать? Не вякну ли лишнего? — Д-да… К-конечно. С у-удовольствием, — киваю, наконец, получая слабый разрешающий кивок.
— Это хорошо, — холодные бледные пальцы касаются моего запястья. Инстинктивно хочется отдёрнуть кисть, но сдерживаюсь. — Посидим где-нибудь, посекретничаем. Глеб такой скрытный, почти ничего не рассказывает. Давно вы вместе?
— М-мы не в-вместе…
— Мы учимся в одном университете, — напоминает Глеб.