Пари на любовь

– Пытаюсь одеться, если ты не заметил, – с непривычной ей колкостью ответила Диана, враждебно вскинув подбородок.

– Мы еще не договорили...

– А, по-моему, ты уже все высказал, а я тебя услышала, – перебила она его. – Теперь, будь добр, не мешай. Мне нужно еще успеть за вещами заехать.

Ставрос удивленно смотрел на нее около минуты, прежде чем заговорить снова.

– Зачем?

– Что прости?

– Зачем тебе ехать за вещами? Купим все необходимое вместе, – предложил мужчина, надеясь, что это хоть немного, но смягчит ее. Даже Агапия никогда не отказывалась от возможности пройтись с ним по магазинам... Все женщины это любят.

Его пафосное предложение купить ей одежду взбесило Диану и придало сил. Яростно вырвав свою руку, сделала шаг в сторону, чтобы иметь возможность заглянуть в бесстыжие глаза этого идиота.

– Да как ты смеешь? – начала она возмущенно, в то время как Ставрос удивлённо наблюдал за, произошедшей с ней, метаморфозой. – Мне от тебя ничего не нужно, слышишь?! Я просто заберу свои вещи из гостиницы и уеду отсюда...

– Как уедешь? – искренне не понимал мужчина. Разве она не является его женой? Диана не может так просто оставить его. Или может? – Куда?

Взгляд, переполненный презрения, больно кольнул его в сердце. Ответ был уж слишком очевиден.

– Домой, – произнесла она без какой–либо интонации. Голос ее был тихий и звучал очень надломлено. – Мои каникулы закончились, а значит, больше не зачем оставаться здесь... Выйди, пожалуйста, я хочу переодеться.

В этот момент он понял, что проигрывает. Диана настроена, как никогда, решительно. Ему нужно немедленно что-либо предпринять, иначе она и правда уедет.

– Я не отпускал тебя, – гневно возразил мужчина, перекрывая ей дорогу в ванную. – Если ты вдруг забыла, – язык работал намного быстрее, чем мозг, поэтому Ставрос просто импровизировал, – то напомню – теперь ты моя жена. А жена не может никуда уехать без согласия своего супруга...

– Серьезно? – взорвалась Диана. Девушка уже абсолютно не контролировала себя. – В каком веке ты живешь, Ставрос Кассианидес? Людям уже давно запретили иметь рабов, – окинула его презрительным взглядом, – даже таким самовлюбленным, как ты. И еще. Если ты вдруг забыл, – не удержалась и использовала тот же оборот, что и "муж", – наш брак церковный. У тебя нет свидетельства, на основании которого можно было бы что-то требовать от меня. А теперь, – обошла его, при этом задев плечом его руку, – уйди с дороги. Я тороплюсь!

Пробившись, наконец, к ванной, Диана подхватила с пола свою одежду и уже собиралась закрыть дверь, когда нога заскользила по мокрому кафелю. Девушка потеряла равновесие и начала падать, но Ставрос не позволил этому случиться. В мгновение ока, он возник рядом, прижав жену к груди. Еще секунда, и они оба, лежали в луже воды, крепко обнявшись.

– Боже, что здесь происходит?! – удивлённый женский голос разнесся по кают-компании, сообщая о том, что их уединение нарушено.

– O, kólasi! Óchi aftó... (пер. с греческого: "О, черт! Только не это...") – простонал Ставрос, не отрывая глаз от дверного проема, где стояли его родители.

Глава 13

Диана сидела в салоне огромного лимузина, бесцельно глядя перед собой. Девушка все никак не могла понять, в какой именно момент ее сопротивление прекратилось, и она согласилась с доводами Афины.

Родители Ставроса отказались даже слушать о возможном разводе. Люди старой закалки, прожившие всю свою жизнь в традиционной греческой семье, были насквозь пропитаны жесткими принципами и представлениями о браке. Для них не существовало даже потенциального понятия "развод". Этого слова просто не было в лексиконе Кассианидесов.

– Милая, на вас совсем нет лица, – вереницу ее мыслей прервал голос Афины. Свекровь настояла на том, чтобы она ехала в машине с ней. Отдельно от "мужа". – Неужели, вам настолько противна вероятность, быть женой моего сына? Что же такого сделал Ставрос, раз ему удалось ранить вас в самое сердце? Помнится, во время нашего разговора вы признались, что любите его...

– Это было до того, как я узнала истинные намерения своего супруга, – выдавила из себя Диана, крепко сжимая кулаки. Так, чтобы ногти впивались в кожу. Ей было сложно даже вспоминать об этой правде, а произносить вслух – сродни жестокой средневековой пытке. – Я никогда и никого не ненавидела. Теперь мне известно, какого это.

– Kaló Theó... (пер. с греческого – "Боже милостивый...") – грустно протянула Афина, неожиданно для Дианы обняв ее. – Мое милое дитя... Что же мне сделать, чтобы уменьшить твою боль?

Подобное проявление нежности и заботы со стороны абсолютно незнакомой женщины тронуло девушку в самое сердце. Не выдержав всей тяжести ноши, навалившейся на нее, Диана заплакала. Горько, не произнося ни единого звука. Она, молча, оплакивала свои, разбитые вдребезги, мечты и надежды, проклиная злодейку судьбу.

* * *