Пари на развод (СИ)

– Ты, наверное, не поняла, Олеся, по поводу развода. Так вот я не шутил. Его не будет, – специфический запах заставляет прекратить дышать носом и приоткрыть рот.

Фу, пьянь.

– Будет, – насколько он уверен в себе, настолько и я с собственных силах. – Женись на любой из своих шкур, раз тебя так семейная жизнь прельщает, ей и командуй. А меня с сыном избавь от своего общества.

– Какая же ты тупая! – рычит и глаза закатывает.

– Так объясни, раз умный! Чего тебе надо? Эту квартиру хочешь? Машину отца отнять? – перечисляю, глядя в лицо, которое кроме отвращения больше не вызывает никаких чувств.

Мне так противно. Я готова пообещать что угодно, только бы он исчез, а я вновь смогла сделать полноценный вдох.

– Какого черта ты так за меня цепляешься?

Смеется гад.

Головой качает, будто чушь спрашиваю. И снова смеется.

– Читай по губам, раз иначе не понимаешь. Ты и Алешка будете со мной. А попробуешь рыпнуться… пожалеешь. У меня связи по всему городу, ты же не идиотка, – ухмыляется. – Только рискни пойти в суд – обвиню в алкоголизме и загулах. Твои родственнички за бабки любое мое слово подтвердят. Мои родители – тем более. А надо будет, так и с десяток мужиков найду, кто откровенно скажет, как и в каких позах тебя натягивал. А захочу – натянет. Поверь мне, до-ро-гая, с аморальным поведением тебе не только никто никогда ребенка не доверит, но и с работы вылетишь, как пробка. Я постараюсь.

– Ты б-больной? – от шока слегка заикаюсь. – Какие мужики? Какой алкоголизм? Киров, ты рехнулся? Когда? Почему я не заметила твоей гнили?

Прищуривается. А вот и злость появилась.

Его величество обидели.

– Я здоровый, – скалит зубы и сжимает кулаки. – А сейчас ноги в руки, улыбку на лицо и завтрак готовить. Скоро мать проснется. Извинишься перед ней, потом накормишь и постель нормально ей застелешь.

– А не пошел бы ты! – такая злость разбирает, что весь страх испаряется. – Сам свою мать корми, но не в моем доме. Понял? Убирайтесь отсюда! Оба.

– Ух, как заговорила! А чего смелая такая? – придвигается вплотную, так что его бедра упираются в мои. – Неужели в свои хилые силёнки поверила? Или думаешь, что подружка тебе поможет? Будешь дурить – я ее муженька так прижму, что последнюю жилетку под сопли потеряешь. Хочешь им проблемы нарисовать?

По спине бежит первый морозец.

Вот кому зла не желаю, это Назаровым. Они же мне роднее родных. Семья. А этот гад…

– Какой же ты урод, Киров! Моральный урод. Больной ублюдок. Позор и стыд мой и сына, – понимаю, что его провоцирую, но я хочу раз и навсегда донести до него свое мнение. – Будь мужиком. Собери капли своей скудной совести, засунь ее себе в зад и просто уйди. УЙДИ! Я не буду с тобой жить. Никогда. Не при каких обстоятельствах. Вбей это себе в голову.

Не слышит. Усмехается шире, губы облизывает.

– А знаешь, женушка. Я буду мужиком. Вобью.

Не успеваю сориентироваться, а он уже голову фиксирует, целует мои губы, щеки, шею. Резко толкает на стиральную машину, подминая под себя.

Внутри настоящая агония. Его прикосновения остались прежними. Привычными и знакомыми. Но на этом всё. Реальность изменилась.

Киров свое истинное мерзкое лицо открыл. Словами в грязь втоптал. А теперь еще и поступками решил унизить.

Включаюсь, когда Сергей распахивает полы халата и задирает мою майку, оголяя живот.

Отталкиваю его, а потом впиваюсь ногтями в лицо, оставляя на щеке три длинные кровавых полосы.

– Дрянь!

Муж дергается ко мне с явным намерением ударить. Даже ладонь заносит.

Отшатываюсь от него, до боли выгибаясь в спине и упираясь копчиком в преграду. В последний момент он бьет именно по ней.

– Никогда Не смей! Поднимать! На меня! Руку! Поняла?! – рычит с угрожающими интонациями.

Я напугана и деморализована. Открытая агрессия выбирает почву из-под ног.

Не могу ответить ни «да», ни «нет».

Шок разрастается. Ведь до последнего момента я наивно верю – внутри предателя и мерзавца еще не до конца умер тот трепетный парень, который клялся любить меня в юности и до старости. Когда-то же он был другим?

Или миф?

Теперь я вижу лишь монстра, у которого нет границ. Нет рамок. Нет души. Нет чувств.

Все стерто. Ничего не осталось.

И он это доказывает. Резко хватает меня одной рукой за запястье, сжимая до онемения и выкручивая его, второй за шею, фиксируя. Дергает и переворачивает. Бросает на стиральную машину животом и вдавливает в неё.

Пока я пинаюсь и, не обращая внимания на заломленные назад руки, извиваюсь, задирает на голову халат. Цепляет резинку штанов и…

Что есть мочи выворачиваю шею и кусаю его за руку.

Не думая.

Желая грызть в ответ, раз иного не могу.

Зубы продирают кожу, во рту появляется металлический вкус. А я жму сильнее.

Знаю, это предел.

Мой.

Но и его.

Больше он не сдержится, через секунду меня настигнет удар. Мощный. Злой. Не факт, что я его переживу.

***

Что может быть страшнее изнасилования собственным мужем, впавшим в безумство и напрочь потерявшим ориентиры?

Кровь.

Кровь родного ребенка на руках.

– Лекс, пожалуйста, давай я все-таки вызову скорую? Вдруг сотрясение?

– Мам, не нервничай. Ничего страшного не произошло.

– У тебя кровотечение.