Павлушин, председатель аттестационной комиссии, в течение нескольких бесконечно долгих секунд препарирует меня нечитаемым взглядом, а затем спокойно уводит его вниз, сосредотачиваясь на лежащей перед ним анкете с моими данными.
Наблюдаю, как он пробегает глазами по строчкам сухой информации, затем переворачивает бланк и, щелкнув кнопкой ручки, ставит размашистую подпись напротив своих инициалов.
– С целью определения его соответствия замещаемой должности муниципальной службы, – произношу одновременно с тем, как он расписывается.
С трудом удается сдержать удивление и спокойно продолжить смотреть вперед. А это сложно. Очень. Одно то, что председатель расписывается первым, хотя всегда последним визирует документы, после того, как подписи проставят все остальные члены комиссии, выбивает из колеи.
С чего бы он так поступал?
Вопрос щекоткой вибрирует на подкорке, но озвучивать его не спешу. Я, конечно, смелая, но не безрассудная.
– Правильно, Олеся Игоревна, с целью определения соответствия, – повторяет за мной Павлушин, слегка растягивая слова и позволяя себе кривоватую усмешку, когда его слегка прищуренный взгляд ловит мой. – Так вот, я считаю, что вы, Кирова, весьма грамотный специалист, который полностью соответствует замещаемой должности. Более того, вношу предложение о включении вас в резерв на повышение.
– Спасибо, – каркаю все-таки пересохшим горлом.
И не успеваю мысленно облегченно выдохнуть, переваривая очень непрозрачные намек, что с работы меня в ближайшее время не турнут, как происходит еще нечто более странное. Председатель поворачивается в сторону управделами.
Того самого высокомерного тюленя, кто не только организовал все сейчас происходящее, но и открыто предвкушал мое увольнение. Иначе с чего бы все то время, что я тащила билет, готовилась и отвечала на вопросы, он сидел развалившимся на стуле царьком и взирал на меня с нескрываемым превосходством?
Значит, решение точно было принято. Однозначное и заранее на высшем уровне обговоренное.
Но что-то пошло не так.
Причем, буквально совсем недавно. То-то Баулин удивлен и не может скрыть недоумение, а его помощница, обосновавшаяся под боком, нервно дергает пальцами, пытаясь затолкать в папку минуту назад вынутый из нее документ.
Интересно: что в нем?
Не удивлюсь, если это заранее состряпанный и распечатанный приказ о моем увольнении.
И что? Уже не нужен?
– Тимофей Ильич, я, конечно, привык полагаться на ваше авторитетное мнение, но в этот раз настойчиво советую вам расширять кругозор, – не убирая с лица кривоватой усмешки и продолжая растягивать слова, произносит Павлушин.
– Но, Геннадий Александрович…
– Очень настойчиво советую, – перебивает тюленя председатель уже без единого намека на веселость, а затем поворачивается в мою сторону и протягивает аттестационный лист. – Олеся Игоревна, распишитесь, пожалуйста, что с решением комиссии вы ознакомлены, и можете спокойно возвращаться к своим обязанностям. Благодарю за уделенное нам время.
Безумно хочется съязвить: «Да что вы, господа хорошие, не стоит благодарности. Обращайтесь еще, как только заскучаете. Мы ж завсегда готовые!», но благоразумно ехидство проглатываю.
Не в детском саду на соседних горшках сидим, чтобы содержимым меряться.
Важен результат, а он получен. К тому же, судя по роже Павлушина, свою ложку дегтя он уже схавал.
Придвигаю к себе бланк и, сохраняя королевскую осанку и нечитаемую моську плугом, внимательно вникаю в заключение и только после этого неторопливо вывожу автограф.
Ну а что они хотели, назвав меня грамотным специалистом?
Что подмахну, не глядя?
Вот уж нет. Сначала изучение.
– До свидания, Олеся Игоревна, – доносится мне в спину, когда я шагаю в сторону выхода. – Передавайте большой привет Сергею Владимировичу.
– Непременно передам, Геннадий Александрович, – растягиваю на губах широкую улыбку, оборачиваясь от двери. – Непременно.
И пофиг, что я совершенно не понимаю, о каком мужике идет речь.
Главное, с важной задачей справилась. На рабочем стуле усидела, а заодно нос Кирову утерла. Вот уж кто сегодня лишний раз побесится, узнав, что не всем его планам суждено сбываться.
***
Появление на пороге кабинета молодого человека с цветами, за спиной которого переминается с ноги на ногу охранник с пункта пропуска, сбивает с толку не только меня, но и Лазицкую.
– Ого, какой шикарный букет, – мурлыкает она, вскинув голову и заулыбавшись. – И для кого такая прелесть?
Судя по самоуверенному выражению лица, вопрос скорее риторический. Вариант, что не ей, начальница не рассматривает. Впрочем, я тоже.
Мне цветы получать не от кого. Да и повода как такового нет.
Ну не брать же за причину аттестацию, которая почти стопроцентно должна была ознаменовать мое увольнение. Увольнение, в курсе которого, оказывается, была даже Марина Павловна.