Пари с будущим (СИ)

А чертов фольклорный стульчик подпрыгивал себе, когда «копейка» спотыкалась на ухабах, и растворяться в воздухе не спешил. Тут перед глазами побежали строчки из блога varuna: «Человеческий мозг в состоянии интерпретировать лишь то, с чем уже знаком. Всё остальное, воспринимаемое зрением, он или не распознает в принципе, или подменяет чем-то, что, как ему кажется, можно расценивать в качестве аналогии».

— Чё ты там все время разглядываешь? — не удержался водила, косясь на меня.

— Да вот смотрю — не оставили ли чего на дороге, — не слишком ловко отшутился я, и он, кажется, опять обиделся.

— Ничего, вот загоню его завтра на шиномонтажку — еще посмотрим, кто его потом обгонит! — пообещал этот оптимист, нежно поглаживая руль своего «офигенчика».

И вот мы уже приблизились к уныло черневшему в одиночестве Чертову сараю.

— Тебя где высадить? — спросил мужик, и тут под нами что-то хлопнуло. Это походило на выстрел.

«Копейку» начало заносить, но водитель свое дело знал, и мы, переводя дух, живые и невредимые остановились у обочины.

— Ну ни хрена себе! — высказался он, как будто виноват в этом был кто-то посторонний.

— Слушай, а как ты вообще техосмотр прошел? — поинтересовался я, вслед за ним выходя из машины и с облегчением отмечая, что «фольклорный» стульчик наконец-то исчез.

Вместо ответа тот матернулся, полез под капот, потом закатился под колеса, снова под капот.

— Колесо, что ли? — спросил я.

— Да нет вроде… Не пойму. Ну-к, заведи-ка, а я послушаю его.

Я попытался завести, однако «офигенчик» презрительно чихал, выказывая свое отношение к нашим дальнейшим планам. Мужик махнул рукой:

— Ну всё. Сели. Дальше только на буксире…

Я посмотрел на часы. Проще будет пешком дойти до станции «Селезинский бор» и на первой же идущей в город электричке без дополнительных приключений добраться домой. А то с моей везучестью в последнее время что-то не по себе стало ходить по нашим просторам.

— Ладно, давай, — я пожал ему руку. Хотел заплатить, но водила, уже извлекший из багажника трос, досадливо отмахнулся.

Вечер выдался погожий. Солнце припекало так, что в ветровке мне стало жарко. Я шел вдоль трассы, раздумывая о своей вероломной бабуленции, и любовался пейзажем, а возле Чертова сарая решил срезать путь. Грязь тут уже высохла, и по проселочной дороге можно скостить минут пятнадцать до станции.

Здешнее население так активно справляло Первомай, как будто последний раз в жизни: все окрестности словно вымерли. Не было слышно даже привычного для поселка лая собак.

И тем более я удивился, увидев возле руин усадьбы девочку лет десяти, отчаянно пытавшуюся преодолеть сетку-рабицу, заменявшую Чертову сараю забор. Девчонка была пухлой и неуклюжей, поэтому ограда никак не хотела ей подчиняться. Бедняга трагически подвывала и, размазывая кулаками ржавчину по конопатым щекам, снова и снова пыталась взять сетку штурмом.

— Ну и зачем тебе туда? — спросил я. — Ты знаешь, что там все сыплется?

— Зна-а-аю! Ы-ы-ы-у-у! Там мой Йо-о-о-оршик! — возвестила она гласом раненой сирены. — Он вон там проскочил и в дом убежал, а я там не проле-е-езу!

— Кто такой Йо-о-оршик?

— Не Йоршик, а Ёршик! — шмыгнув носом, поправила меня девчонка. — Это мой щенок.

— Может, позвать его. И он сам прибежит?

— Я звала, но он не бежит. Он тупой. Он там где-то тявкает, а назад не идет. А если он заблуди-и-ился?

Да, немудрено там заблудиться. Бывал я внутри этой недосгоревшей развалюхи: то сквозные дыры в полу, то завалы на этажах…

— Ох, только не плачь. Давай так. Жди меня здесь, не вздумай лезть за мной.

В глазах девчонки мелькнула радость, и она охотно кивнула.

Я перебрался через сетку, на всякий случай еще раз показал девочке оставаться на месте и не подходить ближе, и вошел в дом.

Здесь воняло сыростью, сортиром, мокрой гарью и чем-то еще, чему я не находил названия. Оно, как сладковатый запах мертвечины, раздражало гортань и пробуждало тревогу. Но это было чем-то другим…

То там, то здесь встречались размоченные картонки, на которых наверняка ночевали кантующиеся тут в холода бомжи. Несколько следов от затушенных кострищ — так они здесь грелись и именно так время от времени устраивали пожары.

Пол под ногами дрогнул, и Чертов сарай застонал всеми своими гнилыми перекрытиями, будто восставший покойник из фильма ужасов.

В конце коридора послышалось звонкое «гав!» Тогда я спешно направился к источнику звука. Мне даже померещилось, что за поворот проскользнул щенок йоркширского терьера — это такие любимые всеми женщинами глупые собачки, которые в детстве похожи на плюшевые игрушки, а вырастая, превращаются в подобие длинношерстых болонок, только темной окраски. У Женьки и его жены была такая зверюшка, и поэтому я хорошо знал, как выглядят йорки.

Кажется, щенок решил поиграть со мной в прятки.

— Пёс! Как тебя там? А, Йоршик! Фью-фью-фью! Куть-куть, иди сюда, глупое животное, я дам тебе что-то вкусное! Ёрш, ко мне, собака серая! — то ласково, то строго, чувствуя под ногами нарастающую вибрацию, звал я. — Ну и куда тебя понесло, дурень?