Пари с мерзавцем

Денис, привычно, выглядел как рубаха-парень. Такой весь простой, беспечный, открытый — для других, и жесткий, словно обломок скалы — для меня.

— А где же радость? — хищно улыбнулся, прекрасно понимая мое состояние.

У меня не было сил даже возразить, или возмутиться, или сымитировать эту радость. Просто смотрела на него, скользила взглядом по резкому профилю, черным, длинным ресницам, жестким складкам возле рта. Наверное, он ждал, что я его поцелую, как обычно, подставлюсь, позволяя делать, что захочет. Я сидела, как каменное изваяние, и не двигалась, не могла заставить себя к нему прикоснуться. Он этот вопрос решил сам, как всегда. Быстрым, почти не уловимым движением схватил за шею и дернул к себе, вынуждая податься вперед. Пока жесткий рот терзал мои губы, я пыталась думать о чем-нибудь хорошем, приятном. Например, о фильме, что только что посмотрела.

Не почувствовал ожидаемого отклика, Ден сильно прикусил губы, заставив дернуться и зашипеть. Ему не нравилась обреченная покорность, он больше ловил кайф, когда я сопротивлялась.

— Зачем ты это делаешь, Ден? — спросила тихо, когда он завел двигатель, и машина выехала со двора. — Тебе ведь не нужна ни я сама, ни возврат долга.

Он молчал, наверное, с минуту, потом беспечно повел плечами:

— В тебе есть какая-то жила. Упрямая. Вызов, — ухмыльнулся, бросив на меня недобрый взгляд. — Хочется на него ответить. Заставить тебя сделать по-своему. Сломать.

Вот так просто. Сломать.

— Если бы я была тихой овцой, ты бы оставил меня в покое?

— Уже нет, Оса. Уже нет.

— Почему ты расстался со своей Анечкой? Вы отлично смотрелись вместе.

— С ней стало скучно.

— И тебе не хотелось сломать ее? — горько уточнила я.

— Нет. Таких, как она, не ломают. Их берегут, носят на руках, отряхивают пылинки. В их присутствии фильтруют каждое слово, чтобы не ранить нежный цветочек. Я же говорю — скучно.

— Не то, что со мной?

— Совсем не то.

Теперь я поняла, что имела в виду мама, когда говорила: веди себя, как принцесса Анечка, чтобы к твоим ногам хотелось положить весь мир. Тогда мне это показалось глупым. Зачем мне весь мир? Я сама всего добьюсь.

Добилась, дура.

— Может, мне на тебе жениться? — хмыкнул он. — Будешь скрашивать мои серые будни, варить мне суп, гладить носки.

Я вскинула изумлённый взгляд и истерично засмеялась. Ден тоже улыбнулся, но глаза остались холодные, цепкие.

— Да ни за что. Лучше сразу с моста и в реку.

От одной мысли о том, чтобы остаться с ним на постоянной основе, меня мутило. Сейчас хоть есть шанс, что он повстречает какую-нибудь другую Анечку, увлечется и снова меня отпустит… ненадолго.

— Тоже неплохой вариант, — кивнул он, и мне стало окончательно не по себе.

Как я умудрилась во все это влезть? Не от большого ума, наверное. А может, от хронической неспособности вовремя заткнуться. Не знаю. Да уже и неважно.

— Куда едем? — спросила, равнодушно глядя в окно, но пролетающие мимо дома.

— Сама не догадываешься? На детсад ваш хочу посмотреть еще разок.

Я прикрыла глаза и откинулась на спинку сиденья.

Опять гонки. Я ненавижу их, почти так же сильно, как самого Дена. Но и то, и другое с маниакальным упорством возвращалось в мою жизнь.

***

Мы едем к аэропорту, а я малодушно думаю о том, что прекрасно обошлась бы без такой подруги, как Ермолаева. Не свяжись я тогда с ней — всего этого бы просто не было. Сидела бы и спокойно готовилась к защите, вяло отбивая нападки одногруппников.

Глупо вышло. Нелепо.

Как всегда, приближение веселья слышно издалека. Машины, музыка, люди.

А меня тошнит. И с каждым мигом все сильнее.

— Что какая печальная, Анечка? — спросил Гордеев, явно издеваясь. — Улыбайся. А то у меня появится чувство, что ты совсем мне не рада.

— Совсем… рада… очень, — сказала отрывисто, даже не подумав обернуться в его сторону. Взгляд был прикован к окну, к тому, что творилось впереди.

Когда мы подъехали ближе — народ заликовал, приветствуя Дена. Конечно, как тут не радоваться — кумир приехал. Эталон, мать его. Спортсмен и просто красавец.

Гордеев лишь хмыкал, медленно проезжая сквозь толпу, холодным взглядом скользя по зеркалам. Зато когда остановился и вылез из машины, на губах уже сияла привычная улыбка. Рубаха-парень. Как всегда.

Я не тронулась с места, продолжая сидеть и тихо радоваться тому, что окна у него тонированы в хлам, и все так заняты главным действующим персонажем, что не интересуются его спутниками. Хотелось просто отсидеться, не привлекая к себе внимания. Просто отсидеться…

Раздался резкий, требовательный хлопок по крыше. Годреев весьма прозрачно намекал, чтобы я вылезала.

Черт. Не хочу. А кого это волнует? Правильно, никого. Кое-как скинула ремень с плеча, вздохнула и взялась за ручку двери. Давай, Оса, как всегда, прячься за непробиваемую маску и иди вперед к светлому будущему, ну или куда эта гребаная дорога под названием «жизнь» ведет.

При моем появлении толпа сначала недоверчиво затихла, а потом разразилась одобрительными воплями.

Да-да, я тоже рада всех вас видеть. Настолько, что от восторга сейчас наизнанку вывернет.