Пари с мерзавцем

Я въедливо уставилась на него, понимая, что он чего-то не договаривает. Однако всколыхнувшееся было любопытство безжалостно придавила суровая правда жизни.

— Впрочем, все равно. Защиты мне не видать как собственных ушей, — как можно равнодушнее пожала плечами, — Ден через неделю вернется за мной.

— Никуда ты не уедешь, — твердо произнес Меранов.

Накинул на плечи куртку и ушел, одарив напоследок таким взглядом, что не по себе стало.

***

— Ты все поняла, Осипова? — прогремел Белов.

— Да.

— Не вижу проблеска интеллекта в глазах.

Потому что его нет. Очередная индивидуальная консультация прошла мимо. Я не слушала, что он говорил. Вернее, пыталась, честно, изо всех сил, но все без толку.

На защите меня не будет.

Гордеев вернётся, как и обещал, рассчитывать на его милость глупо и наивно. Уж чего-чего, а наивности во мне давно нет, всю растратила за ненадобностью.

— Анна, — рявкнул Борис Тимофеевич, выдергивая меня из тумана задумчивости, в который я опять начала проваливаться, — да что с тобой?!

Я тряхнула головой и попыталась улыбнуться. На душе скребли кошки, когда я смотрела, как этот человек бьется со мной, пытаясь научить, направить на путь истинный. Ему и невдомек, что все это зря, что я в любой момент могу исчезнуть, будто меня и не было.

— Плохо сплю. Готовлюсь, — соврала, глядя ему в глаза, давясь стыдом и раскаянием.

Честнее признаться во всем, чем подло подвести, пустив под хвост все наши старания, но у меня нет слов, да и смелости не хватало. Потому что Белов — один из немногих людей, которых я по-хорошему побаивалась, уважала и чертовски не хотела увидеть в его глазах разочарование. Он и так разочаруется, но пусть это случится, когда меня не будет рядом.

— Готовится она… — проворчал преподаватель, отходя к окну.

— Готовлюсь, — снова лгу, и в этот раз на языке разливается затхлый привкус вранья.

— Похвально, — он снял очки и протер стекла белоснежным платком, — надеюсь, без глупостей?

— Вы что? Где я, и где глупости…

Он только бросил через плечо убийственный взгляд.

— Предупреждаю. Никаких разборок с одногруппниками! Поняла? Не опускайся до их уровня.

— Даже не собиралась.

Никаких разборок. Верховцева пусть катится к черту, а Меранов… В горле перехватило и стало подозрительно тяжело дышать. О нем я не хотела думать. Вообще. Запретила себе любые воспоминания, любые размышления, связанные с ним. Не стоит. Не надо. Все пустое. Любая робкая надежда «а что если» с его участием неизменно превращалась в фарс. Потому что Мерз — это Мерз. Состояние души, девиз по жизни, лозунг и гимн. От одной мысли об этом становилось тошно. Тем более теперь, когда он снова оставил меня у разбитого корыта — в тот же день, после пьяной ночи откровений, проведенной вместе, он уехал к папаше в Питер. Просто собрался и свалил, даже не сообщив мне об этом, даже не намекнув. Я узнала об этом случайно от болтливого Волшина, который теперь докапывался до меня с особым усердием, пытаясь выяснить, что нас связывает с Захаром.

Ответ прост. Нас ничего не связывает. НИ-ЧЕ-ГО. Кроме моей дурости. Я ведь на долю секунды поверила, что он будет рядом, что не оставит одну. Поэтому теперь так плохо, так горько, но, кроме себя, винить некого.

Превозмогая желание сбежать, я кое-как досидела до конца консультации, даже что-то записала, отдельные слова, не несущие смысловой нагрузки. Получила нагоняй за рассеянность и отсутствие интереса, поклялась исправиться, слезно пообещала не влезать в авантюры и была, наконец, милостиво отпущена на волю.

На улице, как назло, стояла такая хорошая погода, что домой совершенно не хотелось, поэтому я позвонила Аллочке и пригласила ее в кафе. Надо пообщаться, пока еще есть возможность, пока она еще смотрит на меня без ядовитого презрения, потому что ее я тоже разочарую, даже сильнее, чем Белова.

Наш послеобеденный кофе плавно перетек в ужин и поход в кино. Мы смеялись над какой-то комедией, и я была рада, что она решила, будто слезы на моих глазах — от смеха. Это был хороший вечер, а потом я вернулась домой. В тесную общаговскую комнату, опостылевшим стенам и пыльному окну. Не раздеваясь, плюхнулась на кровать, даже не надеясь, что сегодня мне удастся заснуть.

А потом зазвонил телефон…

— Привет, — ровный голос, который я просто ненавидела.

— Ммм, — я даже не смогла поздороваться. Язык прирос к небу и напрочь отказался слушаться.

— Выходи.

И все. Ни вопроса, чем я занята, удобно ли мне, не сплю ли я. Просто — выходи. Как всегда. Ден привык, что стоит ему скомандовать «к ноге», и Оса тут как тут. А я отвыкла. За те месяцы, что провела вдали от столицы, отвыкла, даже начала забывать то состояние безысходности, что душило при его появлении, и сейчас стоило огромного труда не взорваться, не сказать лишнего. Потому что нельзя. Потому что это не сопливые однокурсники, у которых хватает пороха только на то, чтобы пакостить за спиной и трусы воровать. Это Гордеев. И он приехал раньше, чем собирался.

Как я спускалась вниз, не помню. Очнулась только когда хлопнула дверца машины, отрезая меня от всего остального мира.